Влюблённая. Гордая. Одинокая - страница 9



Чувствую себя безумцем... Мне не хочется угадывать состояние Любы, рассматривать ее, как букашку под микроскопом, но, что поделать – я повернут на медицине.

Я отпускаю захват и делаю шаг назад, запираю дверь изнутри поворотом ключа. Снимаю пиджак и бросаю его на пол. Расстёгиваю верхние пуговицы рубашки, закатываю манжеты до локтей... Придётся признать: во мне тоже до черта тестостерона...

Люба бледнеет и сникает: боится, что я ударю ее в ответ. Делает шаг назад, к большому лакированному столу темного дерева. Чертовски соблазнительная маленькая воительница... А мне уже плевать на то, что происходит с нами... со мной. Я ее хочу. Прямо сейчас.

Люба испуганно качает головой. Ее губы раскрываются в немом протесте и я замечаю, какие они яркие и пухлые от прилившей к ним крови, соблазнительно манящие. Словно озабоченный извращенец я рывком притягиваю девчонку к себе и впиваюсь в ее рот. Люба мычит и лупит меня по груди, пробуждая почти звериный голод.

Поцелуй походит на схватку. Чувствую вкус крови во рту, но мне хочется подчинить ее, приручить, успокоить... Ты хочешь меня, девочка... Признайся и уступи. Руки Любы слабеют и тянутся к моей шее, прячутся в волосах на затылке. Она робко касается кончиком языка моей нижней губы, а потом, осмелев, втягивает ее. Мы жадно целуемся, кусаем губы в кровь, сплетаем языки. Сердце отчаянно рвётся из груди, а тело пылает, оживая под ее прикосновениями. Я целую ее... Поддаюсь временному помешательству, отбросив мысли о том, что будет завтра.

Люба гладит мои плечи, грудь, опускает горячие руки ниже, к паху...

Ее ладони проворно справляются с брючным ремнём и ширинкой. Она трогает меня через ткань боксеров, а потом забирается внутрь, обхватывает ладонью вздыбленный ствол, повторяет пальчиками рисунок вздувшихся вен.

– Люба...

Меня затапливает чувство странного голода, путающего мысли, дурманящего. Я словно возвращаюсь в дежавю. Ноздрей касается аромат ее волос – летнего луга и сочной листвы, и тонкий запах цитрусового парфюма в ямке на шее.

Я усаживаю девушку на край стола, небрежным движением сбросив стаканчики с ручками и прочими мелочами на пол. Задираю юбку на талию... Че-е-ерт! Стройные бёдра девчонки обнимают тонкие чёрные чулки. Резким движением я снимаю с Любы трусики и притягиваю ее к себе. Она прогибается в пояснице, как пантера, ее учащенное дыхание прерывается в ожидании последнего, разделяющего нас шага.

– Мир... – шепчет она, лаская меня взглядом. И эта нежность, струящаяся из глаз, убивает наповал, забираясь в душу.

И я делаю его – последний до освобождения шаг – врываюсь в неё. Крепко сжимаю девичьи бёдра, толкаюсь всего раз, и Любу накрывает волна знакомого мне томительно-сладкого наслаждения.

– Да-а-а, Мир. Да...

Боже, девочка, как же быстро! Прикусываю язык, чтобы не сказать очередную глупость и не получить ещё один удар по роже. Я не отпускаю ее, а Люба не вырывается, качаясь на волнах стихающего удовольствия. Мне мало ее эмоций, их пьянящего чистого концентрата. Мало, мало!

Я все ещё в ней, внутри ее влажной узости. Зарываюсь в волосы Любы и стаскиваю заколку с хвоста. Локоны рассыпаются тяжелой блестящей копной по плечам и спине.

– Любаша, Любочка... – голос оседает почти до шепота от ее волнующей близости. – Я хочу тебя.

Пальцы проворно справляются с жемчужными пуговицами блузки, Люба помогает мне снять невесомую вещицу и отбрасывает ее в сторону. На ней кружевной дорогой бюстгальтер цвета пыльной розы, а я, почему-то вспоминаю простенький хлопковый лифчик в горошек. Помню, как снимал его тогда...