Вначале я умер… - страница 23

Во-вторых, мы перестали регулярно встречаться с соседом Серегой и мне стало не хватать этих посиделок в баре с долгими философскими разговорами за жизнь. В будни после работы у меня не было ни сил, ни желания куда-то ехать, а в выходные жена постоянно находила какие-то дела. Да и вообще вариант «ехать в бар на такси и уезжать на такси» накладывал какой-то едва уловимый дискомфорт на общение со старым другом. Приходилось весь вечер держать в уме «путь домой», что не позволяло расслабиться полностью, как это было раньше, когда мы с Серегой засиживались в баре до самого закрытия, а домой возвращались поздней ночью, пьяными голосами горланя на всю улицу «В Питере пить…» или «На лабутенах, нах и в охуительных штанах». В итоге видеться с Серегой мы стали все реже и реже, а вскоре начали встречаться только по большим праздникам, когда мы с женой приезжали в «Дикий поселок» навестить старых знакомых. К тому же Серега постепенно сдружился с новым соседом, который купил у нас дом и который фактически заменил меня.

Так уж устроена взрослая жизнь, что друзья, которые казалось будут с тобой до конца жизни, вдруг теряются на поворотах судьбы, не вписавшись в плотное расписание семейного работающего человека. Опять капризы судьбы сетовал я и думал, что в обратной жизни такого уж точно не бывает – там с друзьями не расстаются.

Конечно, со временем у меня сложились более тесные отношения с коллегами по работе, но дружескими назвать их было нельзя. По пятницам после работы они обычно отправлялись в ближайший бар пропустить кружку другую пива и всегда предлагали мне присоединиться к дружной компании. Иногда, поддавшись уговорам, я соглашался, но эти посиделки не производили на меня должного впечатления. Точнее у меня не складывалось впечатления, что коллеги смогут стать моими единомышленниками, что они смогут понять меня. Все разговоры у них велись в основном вокруг работы – сплетни и жалобы на коллег, деловых партнеров и начальство. Как-то раз я попытался было изложить им свою теорию об обратном порядке жизни, но они ее не восприняли или попросту не поняли. Потом я пытался заговорить с ними о влиянии тщеславия на повседневные поступки человека и они вновь меня не поняли. Мне кажется они вообще сделали вывод, что из-за остатков старческого слабоумия, я еще не могу адекватно воспринимать реальность и поэтому не способен обсуждать такие действительно важные вещи, как работа и личная жизнь коллег.

В итоге, я стал все чаще находить уважительные причины, чтобы не идти с ними в бар, а если и шёл, то всегда уходил самый первый. К тому же нашей внучке на тот момент оставалось жить меньше двух лет, в детский сад ее уже не водили, а невестка Наталья все еще работала, поэтому Дашеньку часто оставляли у нас под присмотром бабули. И как только я узнавал, что внучка сегодня у нас, то сразу после работы спешил домой. Несмотря на то, что Дашенька уже с трудом ходила, толком не разговаривала и порой была страшно капризной, общение с ней по-прежнему доставляло нам с женой огромное удовольствие и радость. Мы любили внучку всем сердцем, с горечью осознавая, что скоро ее не станет.

Время шло неумолимо и вскоре настал день, когда мы с женой, сыном и невесткой проводили Дашеньку в последний путь. Последний месяц до этого жена сильно переживала, много времени проводила с невесткой и младенцем и успокоилась лишь когда Дашенька навсегда покинула этот мир. После этого родственники и друзья перестали называть нас дедушка с бабушкой и мы с женой перешли в категорию зрелых пар.