Люйшунь – так назвали город, основанный в царствование императора Чжу Ди, почти семьсот лет назад, в самом начале эпохи правления династии Мин. Будущий император, возглавлявший тогда оборону северо-восточных границ Поднебесной, направил в эти края двоих посланников. Путь оказался спокоен и удобен – люйту шуньли, а добравшись до цели, посланники обнаружили меж гряд сопок удобную гавань. Как полагается, они послали обстоятельный доклад своему повелителю – и по приказу Чжу Ди местность эта была названа Люйшунькоу[12].
Двадцать с лишним лет назад Бэйян дачэнь Ли Хунчжан повелел строитьв удобном заливе Люйшунь порт для военных судов. Повеление было выполнено: уже через четыре года в городе разместился отряд стрелков, для охраны от высадки с моря хищников-французов. Командир китайского военного корабля «Вэйюань», доблестный офицер Фан Боцянь, возвёл на берегу земляную батарею. Она получила название «Вэйюань паотай» – так Люйшунь стал крепостью. Позже приглашённые немецкие инженеры усилили её оборону; одновременно их коллеги под руководством надменного баварца майора фон Ганнекена (тётка супруги Чань Ли служила в его доме кухаркой) же возвели два дока – большой, для ремонта броненосцев, и малый, для москитного флота. Землечерпалки сутки напролёт исходили паром, вычерпывая со дна бухты чёрный ил – Люйшунь стремительно превращался в базу Бэйянского флота империи Цин.
А десять лет назад началась война с захватчиками, явившимися с островов за Восточным морем. Защитник Люйшуня, генерала Цзян Гуйти, дезертировал; злобные людишки из страны Ниппон захватили город и вырезали двадцать тысяч жителей. Потом другие варвары, пришедшие с запада и с севера, вынудили захватчиков уйти прочь. Эти варвары дали городу новое название – Порт-Артур, в честь никому в Китае не интересного английского лейтенанта Уильяма Артура, чей корабль чинился здесь сорок три года назад. Нынешние хозяева Люйшуня, русские, пришельцы из страшных северных земель, тоже использовали это название. Как будто Люйшунь звучит хуже!
И в любое время был здесь свой дядюшка Ляо, к которому жители квартала шли за советом и справедливостью.
Большой он человек, дядюшка Ляо. У такого не грех и на пороге постоять. В конце концов, он Чань Ли, тоже не побродяжка. Его знает весь квартал: семья Чань Ли обитает в Люйшуне уже не одно поколение; его отец, и дед, и отец деда, как и он, торговали пирожками из рисовой муки на этих кривых улочках. Чань Ли хорошо помнил ту, десятилетней давности, резню – ему довелось пережить её совсем мальчишкой, спрятавшись в груде навоза возле дома своего дедушки Вана. Сам дедушка погиб – ниппонский палач отрубили ему голову изогнутым, бритвенно-острым мечом. Как и почти всем остальным жителям квартала, кто не сумел или не догадался вовремя покинуть Люйшунь. Маленький Чань Ли выбирался по ночам из смрадного убежища и своими глазами видел некоторых из трёх дюжин бедолаг, на чью долю выпало захоронение тел казнённых. Японские командиры приказали написать на шапках этих китайцев иероглифы, читающиеся как «корера ва коросу там райд ва аримасэн» – «этих не убивать».
Будущий разносчик рисовых колобков прятался в навозе целый месяц – и весь этот месяц тридцать шесть невольников таскали трупы; потом японцы приказали облить огромную груду тел масломиподжечь. Огонь пылал целых десять дней, а пепел и обгоревшие кости пришлось хоронить в четырёх огромных гробах у подножия горы Байюйшань.
