– У сестры Сони правда тоже наружу рвется.
– Я вся в грехах, сладкая Свами, и хочу сказать, что позавидовала сегодня новой возлюбленной сестре Калерии, с которой ты бдела всю ночь. Я хотела быть на ее месте, чтобы снова и снова принимать от тебя полное вокрещение. А сейчас только что узнала я, что еще виновата, что не отвратила братика Толика от мерзких мирских мыслей, потому что я привела его сюда, просветила в истине, и значит должна была каждый день и час наставлять его и спрашивать про любовь к Мати, Дочи и Святой Душе, чтобы не оставалось места грешным и мерзким мыслям. А я не спрашивала и не наставляла. И половину материнского внушения для него должна от тебя принять и я.
– Хорошо, сестра. Ну кто что спросит у сестры Сони?
– А не испытываешь ли ты, сестричка Сонечка, других чувств к братику Толику? Не братских, а мерзких? Не мечтаешь ли ты об обезьяньей случке? – спросила Ира.
– Я испытываю, сестрица возлюбленная, много чувств к братцу Толику. И хочу его спасти от мирской скверны, и дать ему всю любовь, которую могу. И, помолясь Госпоже Боже, обцелую создание Её-Их, и в губы, и в пупок, и червь его мерзкий успокою в своих устах, потому что он создан таким и не виноват в мерзости своей. А про то, что ты спрашиваешь, отвечу истинно, что нет у меня мыслей об обезьяньей случке, потому что, я верю, что благодать меня защищает, истекающая от Мати, Дочи, и Святой Души, которая передается через нашу сладкую Свами – и не мечтаю я о случке и в жалейку мою его червя впустить мне было бы так же мерзко, как поцеловать аспида.
И посмотрела на Иру – почти как смотрит сама Свами, почти как лики с икон.
До чего же здорово говорила Соня. А ведь почти ровесница Клавы. Потому что уже пожила в семье, потому что привыкла ходить, учить истине.
После такого ответа больше никто ничего спрашивать у Сони не стал.
– Очень хорошо, сестра Соня, – сказала Свами. – Благодать льется из твоих золотых уст. Но заметьте, сестры и братья, сегодня вылилась правда у тех, кто причастен больше к новой сестре нашей Калерии. Братик Валерик – верный ее боровок, сестрица Соня – первая сестра и наставница, братик Толик – через сестрицу Соню. Значит вопросы есть и к сестре Калерии.
Клава поняла, что ее выход.
Она встала рядом с Соней, сбросила свой серебряный плащ, давно уже не стыдясь раздеваться при всех – почти сутки!
– Вот и Калерочка наша, – сказала Свами. – А жалейка-то припухлая. Мало, Валерик, бальзама кладешь своей сестричке. Скажи сначала мне, сестра Калерия, как тебе в новой семье показалось?
– Ой, сладкая Свами, так хорошо, так светло. Позвали когда хором Госпожу Божу, я вся прямо как взлетела! И все любят так, все целуют.
Клава говорила чистую правду, в эту минуту ей очень-очень нравилось всё. Но и немного она наигрывала, чтобы понравиться и Свами, и всем.
– Лучше чем прежде в мирском доме?
– Конечно, лучше! Дома – гадость одна.
– А папа твой мирской к тебе в трусы не лез, сестричка? – спросил горбун Григорий.
– Конечно, лез. Полезет ко мне, а потом к матке перелезет! И пьяный, и вообще.
Примерную правду она говорила, но получалось как-то не так. Почему-то похоже получалось как у Толика про пепси. Здесь – иначе говорят, как Соня, но Клава не умела.
И Свами перевела вопросы в другую сторону.
– А вот ты, сестричка, с нами первый день, многого еще не понимаешь, как мы живем, вот и скажи просто, как новенькая: что ты думаешь про Валерика, который рассказал, что мечтает запустить своего мерзкого червя в меня, свою матерь духовную, через которую с ним сама Мати небесная говорит? Что ты про это думаешь? Да и брат Григорий поведал похожее.
