Как ее служанка, увидев происходящее, тут же попросила всех, кроме Кратиса, выйти за дверь, и сообщила ему, что у его жены начались преждевременные роды. Как потом он несколько часов ожидал рядом с каютой, переживая всякий раз, когда слышал крики жены и причитание ее служанки рядом. И как потом, когда жена стихла, а детский плач так и не раздался, и вышедшая служанка, низко опустив голову, с трепетом сообщила ему, что, хотя Армиль сама в порядке, его новорожденный сын умер при родах.
Проклятая смерть забрала чистую как у ангела душу ребенка.
Велея оказалась права.
Капитан Анаконда попытался поговорить с женой, чтобы как-то ее утешить, но супруга была настолько подавленной и безучастной к его словам, что он оставил эти попытки и поднялся на палубу.
«Но, как!? Ведь эта ведьма сказала, что она видела мою жену с грудным младенцем на руках? Получается, что она мне соврала?» – думал он, в отчаянии обхватив голову руками.
Перед ним был бесконечный морской простор. Солнце уже потеряло свою полуденную силу и висело низко над горизонтом, отбрасывая на поверхность моря оранжевые отблески. Попутный ветер гудел в парусах, и Касатка неслась по волнам, как стрела, оставляя за собой белый пенистый след. Трюмы были полны награбленным, кричали чайки, никто из пиратов не погиб, лишь несколько были ранены, но ничего из этого не радовало Кратиса.
К нему кто-то подошел и сообщил, сколько они взяли добычи. Затем еще кто-то что-то говорил ему о том, что ребенка подготовили к погребению, и еще что-то насчет плота. Все было как в тумане. Капитан что-то отвечал… или не отвечал… Он не помнил, как они остановились, как опустили на воду плот с тельцем его сына, как пускали потом огненные стрелы, чтобы поджечь плот. Сейчас, опираясь на высокие борта судна, Анаконда стоял, устремив взор куда-то туда за горизонт, где еще недавно можно было увидеть красный диск светила, погружающегося в пучину вод, а на его фоне поднимающийся в небо от плота столб дыма. Он чувствовал себя крайне разбитым и усталым, а в его голове не было ни одной более-менее сосредоточенной мысли.
Когда почти стемнело, его супруга, все еще держась за живот и опираясь на руку служанки, вышла к нему и встала рядом, дав знак своей помощнице, что она хочет остаться с мужем наедине.
Как только служанка ушла, Армиль глубоко вздохнула и тихо сказала:
– Я хочу отомстить.
Это была первая осмысленная фраза от супруги за последние сутки.
– Что?! – удивился Кратис, – отомстить? Кому?
– Царю, – ответила жена все так же тихо, но с твердой решимостью.
Он внимательно посмотрел на нее. Ее взгляд был неестественно отстраненным.
– Царю? Но… ведь, это безумие. Нам никогда не справиться с его войском.
– А зачем нам его войско?
В голосе Армиль зазвучали незнакомые и какие-то жутковатые нотки.
– Что-что? Ты о чем?
– О том, что мы же не собираемся нападать на него и сражаться со всеми его воинами в открытом бою?
Армиль жестоко прищурила глаза, и в них сверкнула лютая злоба.
Он никогда не видел свою такого взгляда у своей жены, и у него мороз прошел по коже. Пожав плечами, он спросил:
– А, что тогда? У тебя есть какой-то особенный план?
– Он сейчас должен быть в зимнем дворце. Это совсем близко к морю. Там охраны гораздо меньше, и тем более, если мы нападем ночью.
Анаконда внимательно посмотрел на жену. Теперь ее глаза горели решимостью. От ее подавленности не осталось и следа.
