Нет. Нет. Нет.
– Данте… О боже…
Я отталкиваю его от себя и приподнимаюсь, игнорируя головокружение. Мои окровавленные руки находят его лицо, но он не реагирует. Данте лежит без сознания с открытыми глазами, устремленными к куполу собора. Мои руки начинают трясти его за плечи, пытаясь привести в чувства, но он не поддается.
– Данте, очнись… пожалуйста, открой глаза… – я чувствую мокрые слезы на щеках и соленый вкус на губах. – Данте, пожалуйста… пожалуйста…
Крики гостей и выстрелы заглушают музыку, которая продолжает играть на фоне всего хаоса вокруг. Повернув голову, замечаю священника, лежащего рядом со мной, всего в крови и с дырой между глазами. Я оглядываюсь, пытаясь найти кого-то, кто сможет помочь мне привести Данте в чувства, но нахожу лишь тела, лежащие в собственной крови. Каждому из присутствующих нужна помощь. Мужчины, кто еще не ранен или не убит, ведут перестрелку, пока женщины прячут детей в своих объятиях.
Так много крови…
От осознания всего происходящего из меня вырывается крик. Он эхом разносится по собору, передавая все эмоции, вырывающиеся из меня. Я чувствую дикую боль в груди, однако дело не только в горящих легких. Тем не менее, кажется, словно воздух не попадает в них достаточно, отчего я начинаю задыхаться. Я зову на помощь, но меня никто не слышит. Мои крики о помощи смешиваются с ураганом плача женщин и детей и выстрелами мужчин. И никто не слышит меня. Никто не может мне помочь.
Где мой папа? Где мама и Люцио? Где моя семья?
Мне нужно встать и найти свою семью, но я не могу бросить Данте. Мои трясущиеся руки поглаживают его липкие волосы цвета воронова крыла. Такие мягкие и густые, как и мои. Я смотрю на красивое лицо моего жениха, который должен был стать моим мужем. Теперь же он лежит у меня на коленях весь в крови и с дырой в груди. Сердце, в котором должно было быть место для меня, разорвалось и больше никогда не сможет принадлежать мне. Мои слезы, одна за другой, падают на его красивое лицо, которое становится бледным, как и его губы. Губы, которые никогда не смогут поцеловать меня. Они больше не смогут шептать мне красивые слова любви. Они больше никогда не разомкнутся.
Вдруг резкая тишина нависает в воздухе, когда перестрелка заканчивается. Слышен лишь тихий плач детей. Однако она длится недолго, потому что громкий крик моего отца прорезает тишину и эхом отдается от стен собора. Он похож на рев раненого льва, у которого отняли самое дорогое на свете.
Я поднимаю голову и оглядываюсь вокруг, ища среди толпы и суматохи знакомые лица. На том же месте, где в начале церемонии стояла моя семья, я замечаю знакомый силуэт. Люцио – мой двенадцатилетний брат – стоит возле дяди Альберто не двигаясь. Он в шоке. Наш отец сидит на коленях на холодном полу посреди своих солдат и капитанов. Сам Капо Каморры склонился над чьим-то телом. Только перед одним человеком Капо мог преклонить колени.
Мама…
Я перевожу взгляд на тело, лежащее перед отцом, и не могу поверить своим глазам. Моя мама лежит на холодном полу в своем окровавленном изумрудном платье, а над ней склонился мой отец, шепчущий что-то любви всей его жизни.
– Мама…
Папа поднимает голову и встречается со мной взглядом. В его глазах видны страх и боль – эмоции чуждые ему.
Всхлипы прорываются наружу, и я перестаю себя сдерживать. Мое тело трясется, но руки продолжают держаться за Данте. Мы оба лежим у тел своих любимых людей. Они оба мертвы.
