Если некогда светлый ум провозглашал, что «руководить – это значит не мешать хорошим людям работать», то здесь господствовали законы животного мира: на то и щука в реке, чтобы карась не дремал. Куба сидел поникший и обиженный, но вслух не протестовал. Получать ему не впервой, и свой (очевидно, рабочий) способ реагировать у него уже выработался.
– Какие предложения по соглашению? – запустил пан Берж вопрос в аудиторию.
– Позвольте? – предсказуемо вызвался отличник Куба.
– Попробуй, – снизошел директор.
– Землю полностью передаем инвестору: иностранцам положены налоговые преференции. Если требуется снестись с местными властями, то инвестора представляем мы. Стратегические решения будем принимать консенсусом, а операционное управление и привлечение подрядных организаций оставим за собой, – складно изложил Куба.
– Что скажет землемер? – огорошил пан Берж.
– Я не так погружен в суть предмета, – еле выговорил Войцех. – Никогда не сталкивался на практике… могу рассуждать лишь гипотетически…не претендую, чтобы мое мнение…
– Ну же, не тушуйтесь. Ближе к делу! – покровительственно требовал пан Берж.
Принести пользу, разумеется, влекло. Однако без наставника, без товарищей-артельщиков, таких же землемеров, только опытнее, искушеннее, Войцех обнаружил себя одноногим, одноруким, одноглазым и с одним работающим полушарием. Без достаточной опоры колыхало от любого сквозняка: заговорит Куба – кажется, что прав он. Возразит пан Берж – Войцех соглашается уже с ним. Скудость собственных возможностей и прикладных мыслей заставляла прилепиться к более приспособленному и подгребать в указанном направлении. Хотя по сердцу ему был ближе Куба, Войцех как образцовое социальное животное, да еще и с опытом проживания в автократии, пристроил свою дезориентацию на службу шефу.
– Полагаю, что если передать землю во владение инвестору… – Войцех поймал вызов во взгляде Кубы, который не подозревал о мыслительных способностях приятеля, тем более направленных против него.
– Не смотрите на Якуба, он должен научиться воспринимать критику. Для этого мы здесь и собрались, – начинал кипятиться пан Берж.
– …то инвестор может отказаться от планов завода, выдворить работников с площадки и построить хоть Чайна-таун. Тогда право вашей… нашей фирмы будет существовать лишь на бумаге, – нашел в себе силы закончить Войцех.
– Каково? – обратился пан Берж к Кубе. – Смотри, Якуб, скоро тебя подвинут. В отношении земли твое предложение разбито, а если бы Феликс мог говорить, то обязательно поправил бы тебя по части строительства.
Феликс кивнул и страдальчески отпил еще чаю. Войцех совестно, что влез поперек и усугубил недовольство шефа, взглянул на Кубу. Приятель по-прежнему казался ему образцом, если забыть о санитарно-гигиенической обстановке в квартире. Войцех чувствовал себя новорожденным, который без злого умысла, а лишь фактом своего появления низвел старшего до роли нелюбимого ребенка в семье. И если Куба родом из такого детства, то это лишь вопрос времени, когда он отчается заслужить похвалу и возьмется изводить соперника. Однако и торжество Войцеху сложно было скрыть: первое же совещание – и сразу с руководством, причем не статистом, а с двумя строчками текста. В театре еще надо дослужиться, чтобы получить бессмертную реплику: «Нет повести печальнее на свете…». А его с порога допустили в святая святых – на диванную группу пана Бержа.
