– Якоб!
Я оборачиваюсь. Ко мне спешит Август. На нем накрахмаленная рубашка, подбородок чисто выбрит, а прилизанные волосы явно несут на себе следы расчески.
– И как у нас сегодня дела, мальчик мой?
– В порядке, – отвечаю я. – Только подустал.
– А наш маленький тролль тебя не донимал?
– Нет, нисколько.
– Вот и славно, – он потирает руки. – Ну что, пойдем взглянем на лошадку? Вряд ли там что-то серьезное. Марлена так с ними нянчится! А вот и она. Поди-ка сюда, дорогая! – кричит он. – Хочу познакомить тебя с Якобом. Он твой поклонник.
Я чувствую, как краснею.
Она останавливается рядом с Августом и улыбается мне, едва только тот отворачивается к вагонам для перевозки лошадей.
– Приятно познакомиться, – говорит Марлена, протягивая мне руку. Даже вблизи она удивительно похожа на Кэтрин: тонкие черты лица, эта фарфоровая бледность, россыпь веснушек на переносице, блестящие голубые глаза, а волосы лишь самую малость темнее, чем у блондинок.
– И мне тоже, – отвечаю я, с ужасом осознавая, что два дня не брился, что одежда моя перепачкана в навозе, и что пахнет от меня, увы, не только навозом.
Она едва заметно вскидывает голову.
– Скажите, а мы не виделись вчера? В зверинце?
– Едва ли, – инстинктивно вру я.
– Да точно виделись. Прямо перед представлением. Помните, тогда еще захлопнулась клетка с шимпанзе.
Я бросаю взгляд на Августа, но он смотрит в другую сторону. Она перехватывает мой взгляд и, кажется, все понимает.
– А вы не из Бостона? – спрашивает она, понизив голос.
– Нет, и никогда там не был.
– Гм, ваше лицо показалось мне знакомым. Ах да, – продолжает она громко, – Агги рассказывал, что вы ветеринар.
Услышав свое имя, Август поворачивается к нам.
– Нет, – говорю я, – то есть не совсем.
– Это он скромничает, – говорит Август. – Пит! Эй, Пит!
Группа рабочих приделывает к вагону для перевозки лошадей сходни с бортиками. На зов откликается высокий темноволосый рабочий:
– Да, шеф?
– Выгрузи-ка остальных лошадок и приведи нам Серебряного, а?
– Будет сделано.
Выведя одиннадцать лошадей, пять белых и шесть вороных, Пит снова заходит в вагон и тут же возвращается.
– Серебряный отказывается идти, сэр.
– Так заставь, – говорит Август.
– Нет-нет, ни в коем случае, – встревает Марлена, бросив на Августа сердитый взгляд, и, поднявшись по сходням, исчезает в вагоне.
Мы ждем снаружи, слушая страстные мольбы и пощелкивания языком. Через несколько минут она появляется в дверном проеме, ведя за собой арабского жеребца с серебряной гривой.
Шагая перед ним, Марлена что-то шепчет и цокает языком, а он вздымает голову и отступает вглубь вагона. Наконец он спускается вслед за ней, сильно мотая головой, а под конец тянет ее назад с такой силой, что чуть ли не садится.
– Господи, Марлена, ты же говорила, что он лишь приболел, – удивляется Август.
Лицо Марлены становится мертвенно-бледным.
– Ну да, ему слегка нездоровилось. Но вчера все было не так плохо. Он уже несколько дней как прихрамывает, но не настолько же.
Марлена прищелкивает языком и тянет повод до тех пор, пока конь наконец не сходит на насыпь. Он стоит, изогнув спину от боли и пытаясь перенести весь свой вес на задние ноги.
У меня аж душа уходит в пятки. Это же классическая ревматика.
– Как ты думаешь, что с ним? – спрашивает Август.
– Минуточку, – отвечаю я, хотя уверен на девяносто девять процентов. – У вас есть копытные клещи?
– Нет. У кузнеца есть. Может, послать Пита?
