Вода, в которой мы рыбы - страница 21



Словом, проработал Зайкин в полиции всего четыре месяца, после чего ушёл и теперь уже по совету Юрки Пирогова устроился на завод, где тот был начальником участка. Сначала взяли инженером по технике безопасности, чуть позже перешёл в один из отделов.

– В технике-то я с детства неплохо разбираюсь. Я ж и в армии не взводом командовал, а фактически электромонтёром был… Всего два бойца в подчинении, и то – один водитель…

Зайкин запрокинул в себя остаток водки и поднялся с кресла:

– Если гадюшник какой наклюнется, тебя звать? Или ты с женским полом совсем завязать решил?

– Зови… – без особой убеждённости кивнул Мальцев, провожая товарища до входной двери.

– Чуть не забыл! – спохватился тот. – Ты матушку-то навестил? Как дела?

– Всё нормально… Козу завести хочет…

– Козу… Козу на возу…

И видя, что друг не врубился, пояснил:

– Армейская присказка такая. Когда молодой солдат к командиру обращается: «Можно то-то и то-то?», ему объясняют: «В армии можно только Машку за ляжку да козу на возу. Всё остальное – «разрешите, товарищ командир».

– Припоминаю… Было и у нас такое…

– Счастливый ты, Семёныч! Припоминаешь!.. Из меня-то осиновым колом теперь всю эту шелуху не вышибешь… Живу весь по пояс деревянный, причём – в обе стороны… Ну ладно, бывай!

1.8. Бакланов

– …Ты очень сильно занят? – в голосе Леонида из трубки слышалось волнение.

– Нет. А что случилось?

– Интересный разговор есть. Подходи, как сможешь…

Лёня не любил говорить по телефону. Предпочитал дождаться собеседника, усадить на диван и тогда уже спокойно общаться.

Мальцеву идеи Бакланова были интересны, хотя иногда и казались дикими для человека двадцать первого века. Лёня сомневался в правильности научного понимания мира. И говорил, что человек много знает о мире, но при этом не понимает собственное знание.

В качестве примера приводил понятие «жизнь».

– Живой – это одушевлённый, – говорил. – Даже в языке: «кто или что»? Но никакой души наука не признаёт. И наше мировоззрение не протестует; хотя, по логике, если нет души, следует отменить и одушевлённость.

А значит, и понятие «жизнь» следует отменить, – развивал тему. – А с ней и все правовые нормы. Потому что если нет жизни, то не существует и убийства. Ибо нельзя убить то, что не живёт. Наука должна требовать отмены юридических понятий, но не делает этого! Получается, что мы постоянно себе врём!

– Жизнь – это механизмы, построенные на инстинктах, – пытался возражать Мальцев. – В первую очередь – самосохранения и продолжения рода.

– На инстинктах? – цеплялся к словам Бакланов. – Стало быть, инстинкты и жизнь – различные понятия? И что же тогда есть сами эти инстинкты? Законы природы, вроде закона Ома? Если так, то они должны работать не только с живой материей, но и с неживой тоже.

– Материя не бывает живая и неживая, – спорил Мальцев, с чем друг его тотчас соглашался.

– Правильно! Она вся или живая, или неживая. От точки зрения зависит! – радостно восклицал он.

…Мальцев обзывал товарища идеалистом, смеялся над ним, но слушать тем не менее любил.

И теперь, прихватив в магазине заказанные продукты, заранее гадал: какую тему предложит сегодня Лёня?

* * *

– Когда я услышал про тёмную материю и тёмную энергию, они мне жутко не понравились, – начал тот, усадив гостя перед собой. – И до сих пор не нравятся! Но сегодня я буду говорить именно о тёмной материи, потому что она вдруг дала мне то, что я давно искал.