– А я – рядовой пользователь, даже не хакер, к сожалению, – пожал плечами Мальцев, – так что мне трудно судить.
– Ну тогда ответь хотя бы: где, по-твоему, я деньги беру? Ведь отнюдь не на пенсии, мою и мамину, я обзавёлся автоматическими воротами, креслами и довольно дорогой утварью.
– Разве не отец?..
– Кое-что отец. Остальное я сам. Теперь скажи: если все жители России перечислят мне на счёт по одной копейке, сколько наберётся?
– Около полутора миллионов рублей, – мгновенно подсчитал Мальцев.
– Ну вот и вся нехитрая механика. Считай, что милостыню собираю. Главное – не жадничать, и никто ничего не заподозрит… Не хочу об этом, просто учти – я не так беспомощен, как кажусь. И, возможно… – он многозначительно поднял вверх палец. – Возможно, тебе ещё понадобится моя помощь! Не финансовая, конечно; хотя и в этом я могу, если нужно, спасти тебя от голодной смерти.
Мальцев был удивлён словами Лёни, но сделал вид, что они его не заинтересовали. И, возвращаясь к собственной теме, спросил:
– Скажи, коли такой умный: отчего у меня чувство дискомфорта в последнее время?
Бакланов задумчиво пожал плечами.
– Если в двух словах? Себя потерял. Ищешь, да никак найти не можешь.
Мальцев хлопнул себя ладонью по коленке.
– Так-то я и сам сказать могу! Ты по делу разъясни! Вот никогда я не жаловался на жизнь, на работу ходил, рассказики пописывал, жену любил… Надя на меня снизу вверх смотрела: всё-таки я на десять лет старше, опытнее… Верила в мой успех, послушно таскала вирши мои в редакцию… А тут я взял да исписался!
И думаю. В природе всё ненужное отмирает. Выполнил функцию – уходи! Комар вот комариху оплодотворил – и сдох. Богомолу самка и вовсе голову откусывает. Так, может, и мне дано было написать свой маленький шедевр – и на покой? А теперь, сколько ни бейся, ничего стоящего создать всё равно не дано?..
Бакланов внезапно захохотал:
– Только что в грудь кулаком бился за атеизм и материализм, а теперь говоришь «не дано»! Кем не дано? Уж не Богом ли?
– При чём здесь Бог? Ну вот кому-то не дано великим танцором стать! – вспыхнул Мальцев, но тут же виновато осёкся: – Извини, я без намёков…
– Да ничего, – отмахнулся Бакланов. – Я над этими вопросами всю жизнь голову ломаю. Человек ведь – узник тела. Но разум может быть свободным, потому что вхож в мир абстракций, которые никто не может ему запретить.
– От чего же тогда творческое бесплодие? От того, что живу в Кудойске, на задворках мира?..
– Я тоже живу в Кудойске…
– Знаю! Живу и не жалуюсь! Сам прежде Наде говорил: человек – не тот, кто место под солнцем умеет найти, а тот, кто зажигает его там, где живёт. Она меня слушала, уши развесив. А теперь чувствую: не зажигается у меня больше солнце-то!..
– Может, спички отсырели?
– Что? – Мальцев встрепенулся. – Это ты в каком смысле?
– Да всё в том же – в религиозном. Раньше ты верил в смысл, а теперь не веришь. Может, тебе влюбиться пора? – Бакланов сказал эти слова равнодушно, но Мальцеву послышалась провокация, и он дёрнулся, словно от удара током.
– Мы с Надей расстались, как раз когда я этот кризис почувствовал! – сказал с чувством. – Тут ещё Матеус, как на грех, в отставку вышел. И загуляли мы с ним так, что не всех дам теперь, простите, по имени вспомнить могу!.. Только не любви я от них ищу; любви-то после Нади как раз хватит с меня! Секрет в этой штуке таится какой-то, заложенный природой. Будоражит! Зато внутри будто окаменел я; пропало во мне что-то живое. И оттого хочу теперь этот камень растрясти, разбить вдребезги! Чую: серьёзный стресс нужен! Правда, не знаю, какой… Может, отколотят меня так, что едва не сдохну, учиться ходить и говорить заново буду! Или погибнет у меня на глазах кто-то! Не знаю… Но что-то нужно! А то хирею…
