Воденников в прозе. Лучшие эссе - страница 5
Приволокут ничего не подозревающего толстяка. Посадят на мост. Заставят подозревать (чтоб помучился перед смертью). И потом сбросят.
Шоумен и священник (кстати, мне одному это кажется диким?) Иван Охлобыстин то ли троллит публику, то ли говорит всерьез, когда утверждает в своем теперь уже знаменитом выступлении, что геев надо заживо сжигать в печах. Тут прекрасно все: и традиция сжигать первых христиан в тех же печах, о чем священник Иван Охлобыстин не может не знать, и отсылка к газовым камерам Третьего рейха.
И никому не стыдно. Включая Охлобыстина.
А достопочтенная публика, обсуждая это яркое событие, в лице одного режиссера (к которому я отношусь с большим уважением), в частности, замечает: «Какая может быть в народе ненависть к геям? Когда весь шоу-бизнес у нас такой и ничего не скрывает! И никто их не преследует».
Как будто вышеуказанная достопочтенная публика не знает, как у нас относятся в народе к телезнаменитостям. Естественно, не преследует. Наш народ и цирк уродов не стал бы преследовать. Потому что за людей их не держит. А вот соседу Ивану Н. и Павлу С. – не простит. И женщинам Марии М. и Александре У. – тоже.
У отличного поэта Линор Горалик есть стихотворение.
Про то, как над вполне сказочными зайчиком и волчком восходит на первый взгляд вполне невинная звездочка. Как они лежат в ночной норе, прижимаются друг к другу и чувствуют своим звериным чутьем, что наступают им, извините, кранты. А звездочка эта – то ли знамение будущих скорых бед, то ли уже просто и явно приблизившаяся планета Меланхолия. (И еще – только сейчас подумал: а что, если это отсылка не только к астрономическому явлению, но и к вполне конкретной желтой звезде, которую заставляли носить евреев в нацистской Германии?)
И говорит зайчик волчку:
И волчок просыпался, зубами касался его души. Лежал, никуда не шел.
Мы все умрем. И ты, и я, и невинный стрелочник, и маленькие дети на пути номер раз, и никому не нужные взрослые люди на пути номер два.
И даже вы, которые думают, что к вам это не относится (не беспокойтесь, рано или поздно придут и за вами – так всегда бывает).
Мы все захлебнемся жаром, заживо замурованные в пышущих нацистских печках.
Мы все будем гореть, как яркая рождественская елка, с пятиконечной, шестиконечной и сколько-там-их-есть-конечной розовой звездой на голове.
И священник Иван Охлобыстин будет подгребать для нас угольки. Чтобы ярче горело. Даже не сомневайтесь.
Встретимся в печи!
Камешек под майонезом
Поговорим о том, что вам понятно.
Поговорим о еде.
Однажды я был приглашен на «Серебряный дождь», чтобы почитать свои эссе (я же эссеист). И вот только я отряхнул свои растрепанные нарциссические лепестки и взбил свое жабо, как сразу же попал в переплет.
Уж не знаю, зачем я это ляпнул (наверное, для какой-то развернутой метафоры), но в определенный момент чинного эфира я сказал: «Это так же пошло, как, например, запекать майонез. Потому что ничего под майонезом запекать нельзя. Это холодный соус. При запекании он расслаивается. На воду и жир».