Шум прекратился. Меня достают из логова, я сжимаюсь в комок от страха. Знакомый запах. Большая-Другая? Я Ее помню, с Ней хорошо. А где Большой-Другой? Его запах совсем слабый, но понемногу становится сильнее. Значит, Он неподалеку и Большая-Другая несет меня к Нему. Я лижу Большую-Другую, мне нравится Ее вкус. Вот и Большой-Другой, Он нежно гудит.
Новые запахи. Светло и тепло. Стоп. Запах таксы. Старшая-Самая-Своя? Нет. Это Другая Такса. Страшно. Запах не приближается. Странно. Ну и пусть.
Иду вперед. Под лапами мягко. Хочу писать. Все, не хочу. Хорошо.
Перевезти маленькую таксу в разгар зимы оказалось еще той задачей, но нам любезно помогла соседка-автовладелица. И вот натерпевшаяся страха Лима дома. По-настоящему дома, потому что, если все будет хорошо, она проведет тут всю жизнь. Девка закутана в синюю кофту, торчат только мордочка и дрожащий хвостик. Щенок испуган, вжимается в ладони и попискивает. Лена вносит Малышню в прихожую, осторожно распаковывает и опускает. Лима раскорячивается, нюхает пол и делает первый неуверенный шаг. Жена аккуратно направляет ее босой ногой в сторону комнаты.
Комната уже подготовлена. На видном месте домик и лежанка, рядом одноразовая пеленка. Как только Лима входит, мы перегораживаем дверной проем положенной набок гладильной доской. Нам перешагнуть нетрудно, а щенок никуда не денется.
Лима осторожно ковыляет, фыркает и садится. Минуту сидит, встает и решительно шагает по направлению к пеленке. Вот и первая лужица на новом месте.
– С новосельем, Лима!
Ничего лучше мне в голову не пришло, я не силен в тостах и поздравлениях.
Щенок, который ничего не разрушил
Около полуночи я совершил истинно мужской поступок – сбежал от проблем. То есть сделал именно то, что делает бо́льшая часть мужчин при первом появлении ребенка в доме. В моем распоряжении была вторая комната, а в ней диван. И аргумент, что завтра мне нужно на работу. Лима между тем продолжала голосить.
До ночи она вела себя настолько идеально, что мы расслабились. Щенок весело скакал, спал, трепал игрушки, залезал в домик и охотно позировал там с мячиком в зубах. С едой тоже был полный порядок – Лима съела бараний фарш с морковкой, выпила детский кефир и с хрустом сгрызла ржаной сухарик. Каждый час на пеленках оставались лужицы. Какашек пока не было, но это могло потерпеть до завтра.
А к ночи начался концерт. Лима отчаянно звала мамку, и ничто не могло ее утешить. Мы таскали щенка на руках, совали игрушки, даже приплясывали, но это не помогало. Несколько попыток выключить свет и лечь спать оказались бесполезными – Лима категорически отказывалась засыпать на своей чудесной хендмейд-лежанке рядом с кроватью. Тут-то я и сбежал. Долго ворочался на диване, прислушиваясь к писку за стенкой и раздраженному воркованию жены. А потом наступила тишина.
Я рискнул сунуться в спальню только под утро. Лена лежала на полу, умостив голову на собачью лежанку и прикрывшись сползшим с кровати одеялом. Под рукой у нее безмятежно дрыхла маленькая такса. Я устыдился и пошел досыпать.
Так продолжалось несколько дней до самого Нового года. Днем таксодевка была веселой, исправно ела, играла и пачкала пеленки. А к ночи начинала тосковать. Послушав ее жалобы минут пятнадцать, я целовал жену и быстро-быстро уносил ноги. А Лена укладывалась на пол. Она постелила около лежанки матрас, запаслась легким одеялом и создала себе минимальные удобства. Святая женщина, она ни разу меня не упрекнула!
