Водяной - страница 6

Там же, около поселка, нашелся немалый кошель с русскими серебряными рублями времен Елизаветы. Сто сорок пять рубликов, весьма солидная находка. И еще старая сабелька‑шамшир, похоже, индийская или пакистанская. Совершенно ржа не тронула, хотя дерево ножен практически сгнило. Не знаю, для чего она мне, но тащу все к себе в омут, как хомяк.

Вокруг речки множество родничков, откуда берут свое начало веселенькие ручейки. Я научился в эти роднички ходить по подземным водам. Сначала абсолютная тьма щекотала отсутствующие нервы, потом приелось. Но из принципа изучаю все воды в своих владениях. Благодаря этому нашел старый клад с опять же серебряными монетами, на этот раз не знаю, чьими, какого государства. Не удивлюсь, если времен Македонского; тот здесь проходил с войском. Вот и прикопали серебрушки, от греха подальше. Везет мне на них. Забавно, я вроде как нечисть и нелюдь, а серебра совершенно не боюсь. И накопилось его у меня уже весьма прилично.

Изучая достаточно крупный родник, я впервые в этом мире убил. Услышал из‑под земли мужской приглушенный смех, невнятные стоны и всхлипы, аккуратно всплыл. Около родника горел небольшой костерок. И три мужика насиловали женщину. Немолодую, но ухоженную, дебелую. Похоже, разбойнички местные подловили путешественников на переходе, и развлекаются. Вон, неподалеку валяется неопрятной кучей какой‑то мужик, рядом такой же кучей тело молодого паренька. Две верховых лошадки, и небольшая арба с мулом в упряжи.

Двое из насильников прошлись еще по кругу, пока третий разоблачал убитых, и закидывал вещи в арбу. После эта парочка взялась за заступы, и лихо выкопала за кустами достаточно глубокую могилу. А третий залез на глухо стонущую женщину, сделал свое дело, и под ободряющие возгласы подошедших подельников за волосы подтащил свою жертву к роднику. Я даже не понял сначала, зачем. Думал, умыть хочет. А тот запрокинул женщине голову и полоснул кривым ножом по горлу.

Практически мне в лицо (ну, в то место, что я считаю лицом) хлынула человеческая кровь. Кровь. Живая пока еще, горячая, сладко пахнущая. С ума меня сводящая.

Троица стоящих около берега разбойников понять ничего не успела, как их тела насквозь пробили внезапно выросшие из родника сосульки. Потом тушки бандитов внезапно ссохлись. Будто бы из них всю воду высосали. Кожа истончилась, зашелушилась, потекла мелкой крошкой, следом за ней ссохшиеся и рассыпающиеся в прах мышцы и кости. И вот от разбойников и убийц остались только кучки одежды.

А я стоял на поверхности воды, и смеялся. Надо мной сходились тучи, в родник били молнии. Дикое, страшное чувство всевластия кружило голову, а точнее снесло напрочь крышу. Энергии из трех сожранных мною бандитов хватило мне на достаточно долгую грозу.

Когда я пришел в себя, то понял, что выбросил кучу доставшейся мне энергии на глупые понты. Но даже оставшегося мне хватило на некое подобие тела, а возможность походить по суше меня здорово порадовала. Оглядевшись, я увидел зависшую над родником душу женщины. Переборов в себе желание пожрать и ее, я отпустил душу на перерождение. Хорошо, что не попалась мне в момент, так сказать, трапезы.

Пройдясь по берегу, я поднял из кучи бандитских трофеев богато разукрашенное ружье. Вроде как такие «карамультук» называются. Видел в музее как‑то, а что я когда‑то видел, все помню. Хорошо иметь такую память, плохо, что эта память периодически имеет меня, напоминая о множестве косячных поступков. Рядом лежало еще одно ружье, точнее нарезной мушкет, «Ли‑Энфильд», причем новехонький. Также пара кремневых пистолетов, пяток ножей, два очень хороших и три попроще. Порох, пули, Дальнейший шмон дал мне две сотни золотом, пригоршню серебряных дирхемов и копеек, женские золотые украшения в красивом сундучке. Учитывая, что дама была полностью голой, какие‑то содрали прямиком с нее. Впрочем, это не мои проблемы.