Воины Посейдона - страница 2

– Не думал я, что ты такой мерзляк! Ну, как хочешь… Моё дело – предложить…

Муртазин, продолжая благодушно улыбаться, в то же время заинтересованно разглядывал некое подобие пчелиных сот на вытянутом тёмном дисплее. Быстрые пальцы Дона бегали по клавиатуре пульта, и «соты», мерцавшие матовым тёмно-синим светом, вдруг становились ярко-жёлтыми, образуя причудливые узоры с шестизначными цифрами внутри каждой ячейки.

Бортинженер доложил Муртазину:

– Командир, через пятнадцать минут входим в зону коррекции орбиты.

– Иду-иду, – отозвался Равиль. Пробираясь к Леониду, он бросил взгляд в иллюминатор. За прочным стеклом светилась в голубоватой дымке сфера Земли с очертаниями Евразии. На секунду задержавшись, со счастливой улыбкой разглядывая Землю, он тихо прошептал:

– Ну, вот и всё! Скоро будем дома…

Тихим летним вечером за большим столом, заставленным всякой снедью, под старой раскидистой яблоней ещё крепкая и живенькая пенсионерка Вера Николаевна, созвав соседей, отмечала долгожданный приезд сына Сергея.

Уже стемнело. Над столом горела тусклая лампочка с металлическим отражателем, освещая только стол и небольшое пространство вокруг него. Захмелевшие гости вразнобой пели почти забытую песню «Виновата ли я». На ступенях открытой террасы с самоваром в руках появился сын хозяйки дома. Это был плечистый, крепкого телосложения мужчина лет сорока. У него было мужественное волевое лицо, но когда он улыбался, оно сразу становилось по-детски открытым и добрым. Сергей поставил самовар в центр стола.

– Спасибо, сынок… – Вера Николаевна прервала пение, ласково посмотрела на сына и мягко коснулась его руки.

– Ну что ты, мам! – поднял брови Сергей, после чего наклонился и чмокнул её в щеку. Его жена Света, усилив голос на словах песни «…виновата ли я, что люблю», потянула его за руку, усаживая рядом с собой на стул. Заканчивая куплет, она со счастливой улыбкой прильнула к его плечу щекой. Сергей в ответ нежно поцеловал её в макушку, прерывисто вздохнул и обвёл добродушным взором сидевших за столом гостей. Песня закончилась. Улыбаясь чьей-то шутке, Сергей разлил водку по рюмкам и, поставив бутылку, попросил Веру Николаевну:

– Мам, спойте мою любимую!

Женщина и две её соседки затянули старинную русскую песню «По Муромской дорожке». Сергей, звонко чокнувшись с мужиками, махом опрокинул рюмку и поставил на её стол, не закусывая. Скрестив мускулистые руки на столе, он с любовью и затаённой грустью в глазах смотрел на постаревшую мать, которая с подругами так красиво выводила печальную, но почему-то с детства любимую им песню.

Жена Светлана поднялась и стала разливать по чашкам чай. Она старалась приветливо улыбаться, потчуя гостей. Но было видно, что эта песня ей явно не по нраву. Она в ней слышала свой, только ей известный подтекст.

Слева от Сергея сидел, подперев щеку рукой, уже изрядно захмелевший седой морщинистый старик с орденом Великой Отечественной войны на лацкане пиджака. Он надтреснутым басом пытался подпевать соседкам, но за звонкими женскими голосами его почти не было слышно. Махнув рукой, он оборвал песню и, подсев к Сергею, обнял его за плечи.

– Что же ты, Серёжа, к нам так редко приезжать стал?

– Да времени нет, дядь Вань… работы много… вот отпуск дали – и я сразу к вам.

– Да-а, понимаю… понимаю… – вздохнул Иван Егорыч – так звали старика – и вдруг, озорно прищурившись, спросил: