Воительница Лихоземья - страница 18



Небо сливается в одну голубую полосу.

Во рту – вкус земли.

Карие глаза Торрина.

– Расмиру укусил зираптор! – объявляет он во всеуслышание.

Приветственные крики и топот стихают, все внимание переключается на меня.

Мне становится дурно. Но не от яда. От унижения.

Какой же я оказалась наивной!

Торрин – великолепный актер. Все задиры открыто меня презирали, и мне даже в голову не приходило, что их ненависть может прятаться за фасадом дружбы.

Пока я лежу на земле, не в состоянии контро-лировать свое собственное тело, перед глазами мелькают не замеченные ранее сцены: Торрин с Хавардом планируют предательство, Торрина передергивает, когда он берет меня за руку, ехидные улыбки Хаварда при виде нас с Торрином, Торрин и Хавард смеются над моей доверчивостью.

Теперь истина становится совершенно очевидной.

Торрин терпел мое общество целых шесть недель, притворялся другом и даже больше чем другом, я подпустила его достаточно близко в день инициации для осуществления их замысла.

А я еще планировала на сегодня свой первый поцелуй!

В горле стоит ком, и я начинаю задыхаться, по-прежнему глядя в небо, не способная пошевелиться.

Пока кто-то не приходит мне на помощь и не переворачивает на бок.

– Разойдитесь! – выкрикивает Иррения. – Вы что, все с ума посходили?

Она укладывает мою голову себе на колени, придерживая ее, и мы ждем, пока действие яда закончится.

Где же отец?

– Все будет хорошо, – успокаивает меня сестра, гладя по волосам. – Через несколько минут все пройдет.

Она – целитель и видит множество укусов каждый день, навещая воинов. Но зачем она меня обманывает? Судороги, может, скоро и прекратятся.

Но ничего хорошего меня точно не ждет.

* * *

Наконец я начинаю вновь чувствовать свое тело. А вместе с тем и оглушительную боль в мышцах, которые горят, словно в огне. Я измотана и с трудом шевелюсь, но поднимаюсь на ноги в попытке вернуть себе хоть часть достоинства. Я утираю натекшую во время паралича слюну рукавом.

Затем взгляд падает на Торрина.

Мне хочется свернуться клубком и спрятаться от всего мира, от стыда, от воспоминаний о предательстве. От всего, что со мной произошло.

Но затем во мне вспыхивает ярость, ярко и внезапно, словно от удара молнии. Она ослепляет меня, и я даже не замечаю, как предатель растягивается во весь рост на земле. Должно быть, я врезала ему под дых.

– Подонок! Отвратительный, жалкий, лживый червь! – я наношу удары, докуда могу дотянуться. Ему повезло, что топор выпал из моей руки, как только подействовал яд, иначе я давно отрубила бы предателю голову. Теперь же я выбила из него весь дух, и он не может защищаться. Его так называемые дружки лишь смеются, наслаждаясь представлением. Я не удостаиваю их взглядом в стремлении превратить Торрина в отбивную, чтобы даже родная мать не смогла его узнать.

Чьи-то сильные руки оттаскивают меня.

– Расмира! – рычит мой отец.

Я стараюсь вырваться. Торрин должен понести наказание. Это он должен корчиться на земле, пока все глазеют на его позор.

– Успокойся сейчас же!

– Он меня подставил! – кричу я. – Меня не укусили, это он подстроил. Все они…

Он влепляет мне пощечину.

Крайнее изумление заставляет меня отвлечься от мысли о необходимости оправдаться. Отец никогда раньше меня не бил. Ему этого и не требовалось: я всегда была идеальным ребенком. Его любимицей. Теперь же в его глазах я вижу лишь разочарование. Озлобление. А еще ненависть. Будто это его поджидает участь обреченного на смерть в Лихоземье.