– Мам, и только без косметики! Чтобы всегда такой была!
Я вызвал такси, мы приехали к отцу на кладбище, могила была в полном запустении –краска на оградке обтрепалась, местами её не было вовсе, деревянный крест покосился, ни живых, ни искусственных цветов, лопухи да бурьян.
– Коленька, надо бы порядок на отцовской могиле навести.
– Разберусь.
Когда вернулись домой, велел шофёру не уезжать, подождать нас.
– Мать, собирайся, в твоём распоряжении двадцать минут, мы уезжаем.
– Куда, сыночек?
– Пока два-три дня поживём у моего друга, он в областном центре живёт, мы в армии переписывались, он уже дома, а там видно будет.
– Так что же, сюда мы не вернёмся?
– Вернёмся… наверное. Будем устраиваться в большом городе, там аптек много, ты провизор опытный.
– А ты, сынок?
– Я, мама, отличным шофёром стал в армии, знаешь, сколько по степи поездил! Снимем комнату, потом квартиру, а там, глядишь, и свою заработаем.
Мать прижалась ко мне, плачет.
– Не пропадём, мама!
– А дом, дом-то как, сынок?
– Разберёмся.
Пока мать собиралась, я закрыл ставнями окна, повесил замки, отключил электричество, водоснабжение, на всякий случай.
Кажется, я задремал, сквозь ресницы проносились жёлтые огни фонарей, слышался шум дороги, запах весенней травы на обочине. Мне снилось, что с ранцем за плечами я бегу из школы в аптеку у дома, где стоит мамочка в белом халате, сейчас она даст мне ключ от дома, я сброшу ранец, быстро, обжигаясь, поем горячих щей с горбушкой хлеба, потом побегу играть в футбол с мальчишками на пустыре. А вечером с работы идут под руку папа и мама, и я в окошко на них любуюсь.
Я сидел на заднем сиденье, положив голову маме на плечо и уткнув лицо в тёплую, нежную ложбинку на её шее, и запах… такой родной.
Никто не помнил прежнего названия бульвара, широкий и просторный, он был застроен двухэтажными каменными домами прошлого века, одни из которых были желтоватые или слегка зеленоватые, другие белые, как кусок сахара или мела, но все они содержались в чистоте и порядке. На тротуаре вдоль домов вы не смогли бы увидеть ни окурка, ни бумажки, хотя он был далеко не новый, и даже наоборот, весь в трещинах, больших и длинных, или коротких и запутанных, которые почему-то нравились жителям городка, особенно детям, все они норовили обязательно переступить через них, это была такая весёлая игра, забава.
Около домов росли огромные платаны с серой, отслаивающейся корой на мощных, как колонны, стволах, они уносили свою пышную крону в далёкую высь, и где-то там, в облаках, их ветви переплетались так, что не разъединить, и получался зелёный туннель из ветвей и листьев, сквозь который пробивалось жаркое южное солнце, и тогда тени больших резных листьев ложились на бульвар. Осенью листья красиво желтели, шуршали под ногами вместе с опавшими плодами, которые незнающие приезжие принимали за каштаны.
Плоды платанов мягко падали на землю, ударялись о крыши домов подобно удару теннисного мяча, к этим звукам привыкли, без них жизнь потускнела бы, будто исчезла яркая нота в песне городка.
Может быть, когда-то бульвар назывался Южный или Портовый, или именем славного революционера, жители забыли, и все называли его просто Счастье… и даже слова бульвар не добавляли. Так и говорили:
– Мы идём к Счастью.
Или:
– Встречаемся на Счастье.
После этих слов люди тихо, незаметно улыбались… всё-таки слова обязывают.
