«Вокруг света» и другие истории - страница 18

У меня не было сомнений в том, что человечество когда-нибудь построит на земле справедливое и свободное общество. Ведь не могут же люди быть против того, чтобы всем жилось лучше – без войн, эксплуатации, голода, насилия и притеснений. Господствующая в СССР социально-политическая система представлялась мне организмом, пребывающим в прогрессивном развитии: в то время как одни части (достоинства) постепенно развиваются, другие (пороки) отмирают. Но это происходит не само собой, а благодаря усилиям людей, взваливших на себя тяжёлую ношу преобразования жизни. Среди них должно быть и моё место.

Через неделю после разговора с Кривоноговым я зашёл к нему и попросил рекомендацию. Я не видел ничего особенного в том, чтобы в двадцатилетнем возрасте вступить в ряды «руководящей и направляющей силы общества». Содержался ли в моём поступке карьерный момент? Разумеется, если понимать журналистскую карьеру как возможность для самореализации и творческого роста, а не как средство добывания жизненных благ на высокой должности.

Из-за растущей неудовлетворённости своим положением в редакции я сделал неожиданный шаг – согласился на избрание вторым секретарём райкома комсомола. Старался быстро войти в новую роль: выступал на заседаниях бюро райкома и на комсомольских собраниях, организовывал субботники, выезды участников самодеятельности с концертами в сёла, диспуты и молодёжные вечера, заботился о пополнении вечерних школ, писал в «Трудовое знамя» на комсомольские темы.

В октябре 1961 года, накануне XXII съезда КПСС, меня досрочно, до окончания годичного кандидатского стажа, приняли в партию. Тогда шло массовое пополнение «первых рядов строителей коммунизма», как писали мы в своих заявлениях. За этой стандартной формулой стояло искреннее желание людей работать во имя будущего. Психологически схожая волна надежды на избавление от обветшалых догм и на близкое обновление жизни поднялась в стране в середине 80-х годов. В партию пришло тогда много молодых людей, поверивших в Горбачёва и его перестройку.

Когда я предстал перед членами бюро райкома, первый секретарь Михаил Дмитриевич Савельев спросил: «Как относишься к тому, что мы будем рекомендовать тебя первым секретарём райкома комсомола?» – «Положительно».

На районной отчётно-выборной комсомольской конференции 12 ноября 1961 года состоялось моё утверждение в новой должности. Саша Биисов (он уже учился в Свердловском юридическом институте) воспринял мой поступок скептически:

Мне ничего не остаётся, кроме как сожалеть, что ты сделал ещё один шаг в тот мир, где костенеет душа человека, в мир рутины, из которого окружающие простые люди кажутся людьми абстрактными, ничем не отличающимися друг от друга. Я знаю, что ты совсем не такой и расположен далеко не к этому. Но среда, брат, – вещь сильная, и выдержать борьбу с ней может далеко не каждый. С другой стороны, ты ведь теперь можешь активнее, результативнее, чем раньше, бороться с грязью лжи, нечестности, мошенничества, а главное – беспринципности.

Перечитав сейчас письмо Биисова, я подумал, что его рассуждения о губительном влиянии среды оказались пророческими по отношению к нему самому. Сын неграмотного пастуха-казаха, он окончил десятилетку, поработал в редакции, потом был институт, философская аспирантура, стал кандидатом наук. Ему предсказывали блестящее будущее как учёному. Однако по семейным обстоятельствам пришлось переехать в Алма-Ату. Там он стал преподавать на казахском языке марксизм-ленинизм в Казахском женском пединституте, куда поступали учиться, в основном, девочки из аулов и отдалённых райцентров. Мы изредка переписывались, и было заметно, как тускнеют его грандиозные замыслы по поводу арабского языка и докторской диссертации. Мало того, что Александр остался для коллег чужаком, он не мог вписаться со своими моральными принципами в привычную для института обстановку кумовства и коррупции.