Буврейль делал заметки. Все это представляло материал для его отчета.
Когда индеец усадил в свой экипаж Лавареда, мисс Оретт и Мирлитона, ростовщик не посмел попросить в нем места для себя. Говоря откровенно, слишком наивно было бы со стороны Лавареда увезти его с собой.
Буврейль вместе с Жероланом возвратился по железной дороге в Колон, чтобы там ждать ответа от дона Хозе. Прежде всего он отправил своей дочери Пенелопе телеграмму следующего содержания:
ccc
«Еще не возвращаюсь, еду не знаю куда за Лаваредом. Это удивительный человек. Поезжай отдохнуть на нашу дачу в Сенс; жди известий от меня».
/ccc
Тем временем наши путники достигли жилища Рамона. Индианка Илоэ оказала англичанам самое теплое гостеприимство.
Лаваред, Мирлитон и индеец устроились, как могли, и решено было завтра утром отправиться в путь.
Арман, Рамон и Мирлитон пошли вместе. Илоэ и мисс Оретт сидели в экипаже с багажом. Их вез мул в живописной упряжке; он двигался совершенно самостоятельно, не нуждаясь в погонщике.
Молодые женщины сразу подружились. Англичанка была в восторге от наивной простоты индианки, а Илоэ была очарована чистотой души мисс Оретт.
– Итак, – сказала Илоэ, – этот молодой человек тебе не брат и не жених, как мы предполагали… и ты повсюду следуешь за ним!
– С моим отцом, – заметила Оретт, краснея.
– Но ты очень интересуешься им… Не жених ли он твой?
– Нет, нет…
– Но ведь ты расположена к нему?
– Я!..
– Да, это видно по твоему волнению, по твоему смущению, когда ты говоришь об опасностях, которым он подвергался и подвергается еще теперь.
– У него благородное сердце, и он мой друг, вот и все.
– А! – ответила индианка, бросая на свою спутницу взгляд, по-видимому, смутивший ее.
Затем обе женщины замолкли. Индейцы говорят мало. Мисс Оретт задумалась, спрашивая себя, не права ли была наивная Илоэ.
Во всяком случае, если она и привязалась к своему спутнику, чувство это было еще совершенно бессознательно. Ее возмущала мысль, что ее расположение к Лавареду могло вызвать дурные предположения.
В эту минуту Рамон нагнулся к какому-то растению и сорвал его: затем передал его жене, которая все бережно спрятала. Лаваред спросил, что это значит.
– Это гуако, – отвечал индеец, – растение, излечивающее от укуса коралловой змеи.
– Это хорошенькая змейка, похожая на женский браслет?
– Да, она в самом деле хороша, эта змейка красного цвета, с золотыми и бархатными кольцами, и действительно мала, так как длина ее не превышает двадцати – двадцати пяти сантиметров, но ее укус причиняет мгновенную смерть.
– Брр… – сказал Арман. – И ты можешь предохранить нас от этого?
– Да, при помощи этого растения. Создатель, посылающий опасности, дает и средство спастись от них.
– Это верно.
Сэр Мирлитон, слушавший молча, начал осторожно ходить, смотря на землю.
– Что ты делаешь? – спросил, улыбаясь, индеец.
– Смотрю, нет ли маленьких змей.
– Вот что! Тогда не гляди под ноги… Надо смотреть вверх.
– Как так? – воскликнул он.
– Да, эти змеи обвивают концы веток и свешиваются до земли. Ты легко можешь принять их за цветы.
Проверить эти слова на опыте было легко. По дороге был лес: там росли conocaste – род красного дерева низшего сорта, madera-negra, называемая матерью какао, потому что под ее тенью растет какао, часто попадалось дерево chapulastapa – коричневое дерево, считающееся самым красивым в этой стране. На конце ветки, под которой проезжала карета, вдруг задвигалась красная точка. Рамон взял гибкую палочку и одним ударом сшиб змею, разрубленную пополам. При этом распространился сильный запах дикого миндаля.
