Жозефина остановилась на пороге, наблюдая, как медсёстры подтыкают одеяло. Батлер был в сознании, но заметил её не сразу, а перехватив немного раздражённый взгляд, направленный на полные бёдра одной из сестёр, усмехнулся.
— Не хочешь сама?
Жозефина закусила губу, но вперёд шагнула без раздумий.
— Хочу.
Их взгляды встретились, и оба улыбнулись. Несмотря на рану, Рон не помнил, когда ему в последний раз дышалось так легко.
Жозефина отодвинула в сторону медсестёр, и сама огладила одеяло, а затем уселась на краешек просторной кровати.
— Мне кажется, тебе понравится болеть, — сказала она, дождавшись, когда медсёстры выйдут, и забираясь на кровать рядом с ним — так, чтобы голова оказалась у Батлера на плече.
Рон сдержал усмешку.
— Не пытайся порадовать меня слишком сильно. Мне пока почти ничего нельзя.
— Знаю, — Жозефина серьёзно кивнула. — Тебе нельзя даже говорить. Так что помолчи.
Она приподнялась и осторожно поцеловала Батлера в щёку.
Рон внезапно стал серьёзным, но головы к ней так и не повернул, продолжая смотреть в потолок.
— Скажи это ещё раз, — попросил он тихо.
Жозефина закусила губу. Сложно было произносить такие интимные слова — вот так — на заказ, и всё же она сделала над собой усилие и, склонившись к уху Батлера, прошептала:
— Я тебя очень, очень люблю.
***
Всю последующую неделю Жозефина выходила из палаты только затем, чтобы отвечать на звонки Танаки. Вопросы его она пересказывала Рону коротко, и то не все. Судя по всему, Танака уже сделал все выводы, но говорить о них Арманд не хотел.
В первые дни Рон в основном спал — сам или при помощи успокоительного. Только к началу следующей недели время бодрствования стало заметно увеличиваться, но ему всё ещё нежелательно было говорить и волноваться, и Жозефина старательно рассказывала ему незначительные истории из детства. Однажды она даже проговорилась и назвала фамилию Карлайла, но тут же спохватилась и, посмотрев на Рона, поймала на себе его напряжённый взгляд.
— Кем он был? — спросил Рон.
— Не надо об этом сейчас. Тебе будет неприятно.
Батлер помедлил и кивнул, соглашаясь.
Жозефина, сидевшая на диванчике напротив кровати, пересела поближе и поймала руку Батлера.
— Рон, я боюсь, что ты не поверишь мне, если я скажу…
— Попробуй.
— У меня на самом деле никогда не было такого ни с кем. Ни с одним мужчиной. Когда случилось несчастье с Люси… Мне было больно, но это было нечто другое. Но когда я увидела это пятно крови на полу… — Жозефина стремительно замотала головой. — Я не знаю, что ты сделал со мной. Но если бы…
Она опять отвернулась и опустила голову.
Рон слабо потянул её на себя, и Жозефина послушно опустилась на кровать рядом с ним. Коснулась губами обнажённого плеча и приподняла голову, заглядывая в глаза.
— Тебе всё ещё ничего нельзя?
Не отрывая взгляда от его глаз, Жозефина скользнула дыханием по плечу к самой шее, и Рон шумно выдохнул.
— Не надо, — тихо сказал он, но Жозефина решила, что таким тоном не отказывают.
Она пробралась под одеяло, нащупала чуть затвердевшую плоть и, чуть сжав, принялась двигать рукой вдоль ствола.
Рон отчётливо подавался навстречу, и Жозефина с упоением ощутила неожиданную власть над тем, кто всегда был сильнее её. Жозефина скользнула вдоль его тела, отодвинула в сторону одеяло и коснулась губами уздечки.
Рон с трудом сдержал шумный вздох, но Жозефина видела, как сцепились его пальцы на простыне и прогнулись навстречу бёдра.
