И боязно было спрашивать – и все-таки нужно было спросить:
– А я… а я тебе зачем?
Ты же веришь в меня…
Ответ прозвучал как-то неясно, похоже, демон и правда передавал какие-то сигналы в мозг. И не поймешь, то ли «ты веришь в меня», то ли «ты боишься меня». Что-то такое. И что-то очень важное для него, для темного духа…
– А ты что… питаешься страхом?
Я живу… пока ты боишься… пока кто-то… меня боится.
(…пока кто-то в меня верит)
– И много вас… таких?
Спросил, тут же мысленно ударил себя по губам, похоже, спрашивает что-то не то, запретное, чего человеку знать не положено.
Мало… теперь мало…
Камиль снова не услышал его ответ – почувствовал глубину веков, бесконечное время, где когда-то на заре эпох мир был темен от темных сил, снующих в каждой чаще. Тогда люди верили, действительно верили в них, долгими вечерами у гаснущего костра пугливо всматривались в ночную чащу, искали, не мелькнет ли острый рог или желтый кошачий глаз демона…
Шли века, люди забывали свои страхи, человечество понемногу вырастало из сказок и легенд. Духам перестали приносить жертвы, духов перестали бояться. Собирались на какие-то праздники в честь каких-то темных сил – просто так, в силу привычки, уже сами не помнили, зачем…
Демоны вымирали. Демоны уходили в леса, в чащобы, скрывались ото всех, казалось – от самих себя. Там, в лесу, случайные люди еще верили в нечистых – в силу каких-то древних суеверий, зова предков, пробуждавшегося там, наедине с собой.
И темные силы искали людей, которые еще умели бояться…
Камиль растянулся на старых газетах в углу – белых посередине и желтых от времени по краям. В темноте комнаты металось по стенам что-то еще более темное, чем сама ночь, чуть слышно шуршало невидимыми крыльями. И было боязно взглянуть на него, и хотелось как в детстве прикрыть голову – и в то же время хотелось смотреть и смотреть, от этой нечисти веяло покоем, безмятежностью, какая бывает только в детстве, когда весь мир кажется таким простым, а сам себе кажешься таким хорошим…
Вставай.
– А?
Вставай… пошли… со мной.
Камиль ничего не понимал, грешным делом подумал на них – но их не было, люди не ходят по медвежьим углам и захолустьям. Над Камилем скользил он – темный, безымянный, безликий, сам не понимающий, кто он и что он.
Пойдем… со мной.
Сердце сжалось, покрылось инеем: ага, вот оно, началось…
– Слушай, давай утречком, а? Спать охота… думаешь, не умаялся я стены твои латать?
Нет… надо ночью.
И не откажешь ему, и не прогонишь его, говорит – пошли, значит – пошли. Вот ведь черт, Камиль как чувствовал, что этим все и кончится, ну не может такого быть, чтобы демон с человека ничего не потребовал. Нет, мало ему фанатичной веры в него самого, нет, мало ему человечьих страхов, нет, мало ему, что Камиль день-деньской как проклятый латает старенький домишко, думает, где еще заработать тысчонки две на кровлю – нет, еще что-то надо темному демону…
Что?
– Далеко пойдем-то? А то в куртешке холодно уже…
Нет… не на улицу.
– В подпол? И-и, не проси, там болото… только что лягушки не квакают…
Нет… пойдем…
Странное дело, чего ради он зовет Камиля не в комнату, не на второй этаж – куда-то в стену. Не, шалишь, темный, человек сквозь стены ходить не умеет…
Камиль шагнул в пустоту вслед за темным – тут же понял, что ошибся, умеет человек через стены ходить, еще как умеет. Какое мерзкое чувство, так и кажется, что сейчас вывернет наизнанку… как болтанка в самолете, только хуже…
