Волчий мох - страница 44

– Да так… Что-то неспокойно было, вот и пошёл на конюшню лошадок глянуть. Мало ли чего…

Выслушав сбивчивый рассказ девчат, люди истово крестились и опасливо косились по сторонам.

– Я ничего подозрительного не заметил, – проворчал Михей, – а вот на душе у меня кошки скребли…

Некоторые из панских слуг недоверчиво зыркали на Цыгана, и у всех их ворочалась примерно одинаковая мысль: «Ага, поди узнай, кто у тебя там на душе скребёт – может, кошки, а может, и волки…»

Взбудораженная Берёзовка назавтра просто гудела, обсуждая и так и этак явившееся Олесе видение. И если б только зеркальное видение! Но как бы то ни было, а все селяне в одном были едины: скверное, дюже скверное предзнаменование выпало дочке Якова. Да ещё и на Святки!

Рождество и Святки, богатые на яркие события, остались лишь в воспоминаниях. Пугнув зиму, Масленица отметилась ржаными блинами, а затем и Пасха важным гостем побывала на Полесье.

С Олесей ничего не случилось. Немало пролив слёз после святочного видения, она вскоре снова окунулась в привычную рутину селянской жизни. А тут и новые девичьи волнения появились, заставив красавицу и вовсе отвлечься от мрачных мыслей. Вот только Сёмка прицепился как банный лист и всё донимал девку своими ухаживаниями, от которых Олесю уже просто воротило. Мало того, так он ещё и ревностью полыхал, никого из хлопцев и близко не подпускал к девке.

Тепло нежило землю. Природа буйствовала красками, дурманила запахами, волновала весенней порой! Всё радовалось жизни!

Вечерами деревенская молодёжь снова начала собираться на посиделки у костра – любимое развлечение хлопцев и девчат. Проходили такие вечера интересно, весело, душевно, но бывало и по-другому…

Однажды после буйно-весёлых игрищ затихшая ночь услышала странные стенания, а потом и разговор.

– Ничего, ничего… они у меня ещё попляшут. Смелые мне нашлись… – на ощупь вытирая кровь с лица, в отчаянии говорил Ефимка.

– Да-а, втроём на одного – храбрости много не надобно, – соглашался его дружок Кузя и гневно грозился: – Вовремя, собаки, сбежали, а то бы мы их вдвоём враз урезонили! У-у, Рябой, погоди!

– Да я и сам их побью! Выловлю поодиночке – и побью, не погляжу, что старшие… Нос, кажись, сломали… – предположил Ефимка, осторожно трогая нос. – Что-то аж скрипит там внутри… и кровь долго сочится.

– Завтра не будет скрипеть. Так распухнет, что точно не будет скрипеть, – как мог «успокоил» его дружок. – А из-за чего это они мутузить тебя стали? Выслеживали, гады! Дожидались, пока мы разойдёмся, и напали втихаря. Хорошо, что я ещё не отошёл далеко и услышал шум, а то вообще в грязь тебя втоптали б.

– Не втоптали б… – буркнул Ефимка. – Но всё равно… за подмогу спасибочко.

– Да ладно, какая подмога! Только подбежал, а их и след простыл. Так чего ж они взъелись-то на тебя?

– А чёрт их знает… Наверно, из-за Олеси…

– А ты чего, приударить за ней хотел, что ли? – удивился Кузя.

– Да сдалась она мне… Подумаешь, прижал разок. Так мало ли кого я прижимал. Хотя… девка гарная…

– Ага, гарная… да не про нашу честь. Сёмка Рябой вон как начал увиваться возле неё, так хлопцы и получают – кто по делу, а кто и без дела. Чуть глянут ласковей на девку – Рябой с братьями тут как тут… Хотя Олеся ж ещё с зимы сторонится его.

Ефимка и Кузя хоть и были ещё только оперившимися юнцами, но вес среди молодёжи набирали быстро. Особенно Ефимка – более рослый, решительный и видный собою. Его поступки, порой отчаянные и дерзкие, а также ухарская смелость вызывали восхищение не только у сверстников, но и у хлопцев постарше. Им уже приходилось подумать, прежде чем кинуть в адрес дружков скверное словечко. Ещё какие-то год-два назад «старики» смело отпускали им и обидные шутки, и увесистые подзатыльники. Да вышло то время! Набрались силы и смелости вчерашние мальчишки сопливые. Не ровен час дадут и сдачи!