– Как они это восприняли?
– По-моему, хорошо, – ответил Рихман. – Если судить по тестам, во всяком случае. Толерантность возросла на порядок.
– Но они смогут делать свое дело?
– О, да. Это не повлияет на уровень интеллекта.
– А если они встретят агрессивные формы жизни? Что тогда? Они смогут противостоять им?
– Они скорей ксенофилы, чем ксенофобы, – сказал Рихман. – Но все же… полагаю, да. Не думаю, что их миролюбие будет простираться столь далеко.
– Мы все-таки постарались максимально обеспечить их безопасность, – заметил Ковальчик. – Агрегаты защитного поля… дорогая штука и на земле почти бесполезная… но там пригодится. Потом, синтезаторы…
– Аппараты молекулярного синтеза?
– Да. Умеют почти все… кроме превращения одних элементов в другие. Так что… по крайней мере на первое время биологические потребности мы им обеспечим.
– А за остальное отвечаю я…
– Да. За остальное отвечаете вы.
Человек в кресле пошевелился. Рихман взглянул на бегущие по экрану энцефалографа волны и вновь обернулся к Ковальчику.
– Все идет по плану, – сказал он.
– Вот вы говорите, – полюбопытствовал Ковальчик, – что загрузили архивы всякой там классикой…
– Да. И не только классикой. Возможно, им понадобится детская литература. Учебники. Справочники.
– Но ведь если вдуматься… вся классика… даже детская… сплошная апология убийства.
– Да, – согласился Рихман. – Но тут возникает некий парадокс. Они цитируют «Илиаду» и им в голову не приходит, что при этом они наслаждаются чужой жестокостью. Мозг сам справляется с противоречием. Полагаю, просто отметая ненужные сомнения. Слишком абстрактно, чтобы принимать все за чистую монету. Должно быть, со временем они будут полагать, что вся земная история – просто красивая выдумка. Или преувеличение.
Он наклонился над креслом и отключил прибор. Потом ослабил зажимы, и человек в кресле вновь пошевелился, осторожно выскальзывая из-под шлема.
– Добрый день, Командор, – сказал он, увидев Ковальчика.
– Добрый день, Теренс. Как самочувствие?
Тот чуть поморщился.
– В голове гудит…
– Ничего… Это побочный эффект.
– Вы уверены, что при этом что-то происходит? – спросил Теренс. – Я ничего не замечаю.
Ковальчик вопросительно взглянул на Рихмана. Тот пожал плечами.
– Не жалеете, что вызвались добровольцем, Теренс? – спросил он, обернувшись к испытуемому.
– Что вы, доктор, – сказал Теренс, – это большая честь. Я только сомневаюсь – достоин ли я быть представителем человечества? Я понимаю, я должен стараться… последнее время я много читал… думал… На нас лежит огромная ответственность.
– Мы выбрали лучших, – сказал Ковальчик.
– Я постараюсь оправдать ваше доверие, Командор. Мы все постараемся. Вчера я перечитывал Тейяра де Шардена… и мне пришло в голову…
– Потом, Теренс, – мягко сказал Ковальчик, – я выслушаю вас позднее.
– Простите, Командор.
Ковальчик пошел прочь, сопровождаемый Рихманом, который еле поспевал за ним. Уже за дверью он обернулся и тихонько сказал:
– Я рад, что не лечу с ними. Это не для меня.
Когда бы был я, яркая звезда, тверд, словно ты, не нависала бы в сиянье одиноком ночь в вышине.
Дж. Китс
Звездные Люди прибыли в начале весны…
Была глухая ночь, обычная в это время года, но все вокруг осветилось, точно днем, но без теней, так, что было видно каждую сухую травинку, а вдоль горизонта растянулось низкое пламя, точно корчилась огненная змея; потом небо раскололось, выбросив из себя искры, и вновь сомкнулось, и лишь где-то за дальними холмами продолжало пылать багровое зарево. Женщины выли, потому что настал конец света, а мужчины похватали свои копья и выбежали наружу. Я тоже заплакала, и кто-то большой, взрослый, мимоходом наградил меня ощутимой затрещиной. Все высыпали из зимних Домов и смотрели в небо. Наутро мужчины оседлали лошадей и отправились туда, где огонь, пылающий за дальними холмами, на рассвете превратился в неподвижный столб дыма. Они вернулись очень довольными и лошади их были нагружены полезными и нужными вещами – Звездные Люди щедро одарили их. Тогда они еще только начинали строить свой город.
