Загоняя жертву в слаженном беге с другими волками, Волк иногда отводил глаза в сторону, чувствуя, как страх бьет выбранного ими сегодня на ужин оленя по пяткам. Когда все заканчивалось, он пристраивался есть со стороны толстой оленьей ляжки. Видеть вывернутую в отчаянном рывке голову животного и невидящий глаз с застывшей слезой – превращало аппетит в муку. Зверь ел молча, терзая мясо, разрывая его на волокна и чувствуя легкую тошноту.
Волк объяснял это себе тем, что чем разумнее существо, тем меньше оно расположено к беспорядочной жестокости. А уж если ты достаточно умен, чтобы отличить съестные коренья от бесполезных, – к чему разевать пасть на все что ни попадя? Вскоре у него появилась маленькая, совсем не волчья мечта – перестать ради своего проживания прерывать чьи-то, пусть маленькие, но жизни.
Все живое хочет жить. До крика, до хрипа, до сбитых лап, до последнего вздоха – абсолютно единый порыв.
Лес, конечно, штука сложная – зверь знал, что баланс в нем настроен точнее, чем в человеческих часах. И уж если ты волк – добро пожаловать к столу.
Природа всегда щедра для нас на дары.
Разница только в том, что одни берут с благодарностью, проживая в гармонии, а другие – с видом завоевателей, разрушая и забирая больше, чем нужно.
Природа не определяла волков ко вторым, зверь отнес себя туда сам. Он окончательно перестал чувствовать себя частью этого целого, а отойти в сторону просто так тоже не мог. Но и жестокое правило битвы за жизнь знал, называя его необходимостью. До конца зимы необходимость исчислялась в двух-трех зайцах.
* * *
Однажды утром Волк вышел на крыльцо и понял: весна. Она всегда подкрадывалась незаметно – еще в падающем снеге, совсем как вчера, зверь уже чувствовал ее нюхом и телом. Хотелось быть, любить, жить, а еще гнать и драться, с жаром и насмерть.
Весной Волк всегда уходил. Прикрывал, как мог, неуклюжими лапами деревянную дверь, бежал прочь, в глубину леса. Дожидался, когда первая капель застучит по гниющему дереву его Дома, и уходил.
Где-то там, далеко, лес неизменно менялся – его ждали горы, которые росли к небу, озера, дышащие свободой, сотни неизведанных миров и бескрайних полей. Ветер приносил в его лес запахи трав, тех, что не растут в округе, – и зверь терял покой и сон.
Неизменно, каждой весной, они манили и звали, и Волк хотел только одного – стать частью этой стихии, как лист, гонимый ветром, бежать, не останавливаясь, и спать лишь на сырой земле, как и положено зверю. Уходя, Волк оглядывал Дом. Лес уже подбирался к порогу, оплетая столбики, державшие крышу крыльца. Этой весной лес заберется в сени и поселится там. Волк мечтал однажды вернуться и найти свое жилище не пустым и не мертвым.
Засыпая на жесткой, прохладной земле, он во сне видел пляску огня в своем, всегда пустом камине. В такие моменты его душа спорила сама с собой.
Она радовалась мху и подстилке из листьев и трав, прохладному воздуху и запаху перегноя так же, как рьяно хотела бы оказаться на мягком ковре вместо стылой земли.
В этот раз он не стал ждать капели. Лапы понесли его прочь, как только нос уловил просыпающуюся под землей жизнь.
В этот раз он отошел так далеко, как никогда. Временами ему казалось, что весь мир – череда огромных лесных массивов, запятнанная полями, расшитая реками, и ничего больше. Но где-то, верно, растут кверху людские дома, высокие и низкие, земля рождает фрукты и овощи, которых не сыщешь в лесах, и живут люди. Те самые, которых он видел только на картинках. До первого летнего вечера в своем весеннем бегстве…
