– Ты не забывай, что я замужем! И наши встречи, и твои визиты – только ради Джанни!
– Да, Чинция, конечно, ты права, – безвольно соглашался он, и ненавидел себя за слабость, но ему нечего было противопоставить материнской правоте.
Она и так совершила подвиг, когда решила сохранить беременность, и пошла на многое, чтобы убедить Бето посетить Принца в тюрьме, попросить прощения за все прошлые обиды и рассказать про ребенка, а когда он вышел на свободу – не препятствовать встрече с сыном…
Потом Чинция непременно говорила, как хорошо, что между ними все просто и ясно, так по-дружески, и нет никаких недомолвок и скрытых замыслов… И, конечно, им обоим нечего стыдиться, ну, а Бето – не о чем волноваться, ведь так, Принц? Принц!
Каждый раз он словно просыпался от ее вопроса, и улыбался, и кивал головой – ну да, конечно, не о чем… – и, успокоенная, она в качестве награды нежно гладила его по руке, прижималась бедром к бедру или опускала голову на плечо. Подруга не старалась нарочно возбуждать его, ну разве что слегка поддразнивала, провоцировала проявить мужской интерес, и подтвердить тем самым, что она ему по-прежнему желаннее всех, и что под пеплом давным-давно законченного романа тлеют угли незабытой любви.
Пару раз за прошедший год они все-таки целовались по-настоящему: в парке Сан-Джованни, под огромным раскидистым деревом, куда их загнал проливной дождь, и в крохотной привокзальной кофейне, когда однажды Чинция ни с того, ни с сего решила проводить Луку на поезд. В парке между ними было больше нежности, чем страсти: он просто завернул ее в свою куртку, чтобы спрятать от дождя и согреть, а она обняла его за талию и скользила губами по шее, пока он не перехватил их своим ртом…
В кофейне же, бог знает почему, они оба так завелись, что едва не сделали все прямо там, в темном углу, на узком кожаном диванчике, и вроде не было иного выхода, кроме как сейчас же пойти и снять номер в ближайшем отеле… но в последний момент Чинция передумала.
«Нет… Нет, нет и нет, Лука!.. Пусти!» – вытащила руку у него из штанов, оттолкнула и выкрутилась из объятий. Протест умер у него на губах, не успев родиться, потому что Принц поразился, какой злобой – почти ненавистью – вдруг зажглись голубые глаза подруги.
Она вызвала такси и убежала, не простившись, а он пошел в туалет и по-быстрому отдрочил себе, не испытав никакого удовольствия, и просто спустил в унитаз жгучую обиду.
Неделю из Терни не было вестей, он снова злился и терялся в догадках, но из гордости не набирал телефонный номер… в субботу Чинция позвонила сама и как ни в чем не бывало пригласила его приехать и отпраздновать с ними Троицын день. Принц хмуро проворчал что-то вроде «приеду, если буду свободен», но она проворковала, что Джанни будет рад увидеть крестного папу, и поднесла к трубке малышка, который весело гулил и вроде как в самом деле радовался голосу крестного…
Неожиданно сердце Луки сильно и болезненно дрогнуло, подарив всплеск незнакомого, ранее неизведанного чувства, и в этот миг он впервые отчетливо понял – всей душой, всей кожей – что у него есть СЫН. Кровь от крови и плоть от плоти, единственное по-настоящему родное существо в его несуразной жизни, которое радуется ему просто так, ничего не требует, ни в чем не обвиняет…
– Я приеду, – пообещал Лука, едва Чинция снова взяла трубку, и решил, что никакие женские капризы или мужские мудачества, и вообще ничто в мире, не помешает ему видеть ребенка.
