– Как видишь, они в восторге от твоих предложений по диверсификации дорожного проекта. Мне до сих пор кажется несколько безумной идея с многоуровневыми мостами, но для них она пришлась в самый раз. Это стоит отметить.
Он говорил и наблюдал за сыном. Внешне Бруно оставался спокойным, даже более невозмутимым, чем обычно, но его выдавали напрягшиеся скулы и легкая дрожь пальцев, державших листок. Читал он долго – значительно дольше, чем на самом деле требовалось для ознакомления с коротким и сухим деловым посланием.
– Дифирамбы приятны, папа, хотя едва ли заслужены, – промолвил Бруно, чуть растягивая слова: это была его манера выражать сомнения и недовольство. – Я прочел, но, признаться, так и не увидел острой необходимости своего присутствия, по крайней мере, в ближайший месяц. Если я прилечу в Нью-Йорк первого мая, как и планировал, то…
– Бруно, они хотят, чтобы ты приехал сейчас. И ты поедешь. Это мое официальное решение как главы компании. Не забывай, что я не только твой отец, но и твой босс.
Они встретились взглядами.
– Я понял, патрон, и подчиняюсь вашему официальному решению… – голосом Бруно можно было заморозить цистерну воды. – Ну, а неофициально, папа, ты можешь мне сказать, за что ты меня наказываешь?
– Ты разве в чем-то провинился? – не менее холодно осведомился отец. – Нарушил регламент, устав? Причинил нам серьезные убытки?
– Нет.
– Тогда ты задаешь странные вопросы. Ты давно совершеннолетний, и твоя личная жизнь меня не интересует… разумеется, до тех пор, пока не вредит репутации нашей семьи или компании, что, впрочем, одно и то же.
«Репутация семьи? На что это он намекает, интересно? Неужели узнал про статейку в „Кто“…»
Популярная бульварная газетенка не обошла вниманием недавнее происшествие на мосту Реджина, и тиснула статью под броским заголовком – «Слезы, безумие, суицид: мрачные тайны семьи Гвиччарди», полную гадких намеков и непристойных измышлений. Читателю прямым текстом сообщалось, что «имеющая славянские корни» супруга «самого молодого из директоров „Гвиччарди SpA Roma“, талантливого бизнесмена и наследника многомиллиардного состояния», повредилась в уме после утраты единственной дочери… и стала вести себя столь странно и непредсказуемо, что вся семья страдает от ее безумных эскапад, окрашенных сексуальной распущенностью с суицидальными мотивами. Толика правды в статье была щедро пересыпана непроверенными слухами и откровенной клеветой, и варево на выходе смердело, как куча свиного навоза…
Можно было подать на газету в суд, но Бруно по опыту знал, что это приведет лишь к эскалации скандала, а газетенке даст новых подписчиков. Нет, лучше уж действовать другими методами – например, хорошенько проучить журналиста с помощью бойцов из «Когорты» (фамилию писаки Бруно взял на карандаш, остальное было делом техники).
– Репутация нашей семьи в полной безопасности, отец. – вот и все, что он сказал вслух.
– Ах, так?
– Именно так, что бы тебе ни говорила Белинда.
Гвиччарди скривился, словно хлебнул уксуса – обычная реакция на упоминание мачехи без должного пиетета – и не остался в долгу:
– Не все, что говорит Белинда, неверно и несправедливо, только потому, что это исходит от нее… В одном вопросе я совершенно согласен с синьорой: если Малена не справляется с болезнью, а ты не справляешься с поведением Малены, твоей женой должны заниматься врачи в клинических условиях.
