– У нее были переломы, которые неправильно срослись. Зажаты несколько нервов и связок, поэтому могут возникнуть некоторые осложнения с возрастом. Мне нужно оборудование для более тщательного осмотра, но даже так я могу сказать, что всё очень плохо и сильно запущенно… – изрекла она после недолгого молчания, пока я закутывалась обратно в плед.
– Сделать с этим что-нибудь можно? – Бросив на меня жалостливый взгляд, спросила Роуз. Они слышали весь процесс, и им явно не нравилось то, как я реагировала.
– Не могу сказать, – удрученно качнула головой Эмили, вставая ближе к мужу. – Как я уже сказала, мне нужно оборудование. Приходите ко мне в среду, я проведу несколько тестов и точно тебе отвечу. Хорошо?
– Хорошо, – согласно кивнула «мама», обняв меня за плечи. Мы вернулись к остальным Рисингам. Те, видя наши невеселые лица, задавать вопросы не стали, только освободили нам место, чтобы мы могли расположиться со всеми.
Какое-то время мы просто сидели, смотря на звездное небо, а потом завыл Лукас, и его подхватили остальные, преобразившись. Я тоже поучаствовала в общем хоре. Выли даже люди, что пришли с некоторыми из стай. Как правило, если оборотень связывает свою жизнь с человеком – их ребенок обязательно окажется оборотнем. Гены волка всегда преобладают, но могут проявиться не сразу, как у чистокровных, а со временем. Такие люди и полукровки становятся частью стаи.
Когда концерт закончился, мы стали укладываться спать. Мне досталось место между братьями, как они и обещали. Согретая их теплом я быстро уснула, уткнувшись носом в темную шерсть Дэвида.
[1] «Красный свет, зеленый свет» – Американский аналог игры «Море волнуется раз»
Запах. Повсюду этот запах. Аконит. От него кружится голова, становясь свинцовой, лишая воли и желания, подавляя и дурманя. Скрежет решетки. Ядовитый мерзкий смех. Крик, и свист кожаного ремня. Боль. Адская всепоглощающая боль. И когда ты падаешь без сил, а голос охрип от истошных воплей, ты лежишь не в силах пошевелить даже пальцем. Слез нет. Они давно высохли, потому что «маме» не нравятся слезы.
Когда боль уходит, и ты открываешь глаза, понимаешь, что лежишь в снегу посреди леса. Морозный воздух приятно ласкает изнывающую спину, успокаивая боль. Вдохнув полной грудью, ты чувствуешь, что в округе никого нет. Только ты и лес. Тихий. Спокойный. Мертвый. Нет ничего живого на много миль вокруг. Ты встаешь и просто ковыляешь по белому пушистому снегу, оставляя алые следы, принадлежащие не человеку, но зверю. Ты не чувствуешь холода, ведь тебя греет теплая шкура. Ты крадешься, но при этом идешь на двух ногах. Проходят долгие часы, прежде чем замечаешь ветхую постройку среди деревьев. Почти полностью сгоревший дом. Даже особняк. Обнесенный невысоким полуразрушенным каменным забором. Погнутые ворота лежат на земле. На столбах в выбитом круге зияет волчья пасть. Деревянная часть дома сгорела целиком, а каменная обуглилась, но большую ее часть разрушило что-то большое. Ты приближаешься, как вдруг под ногами хрустит ветка. Нет. Кость. Повсюду разбросаны кости, но они не принадлежат ни человеку, ни волку. Вся мебель, что не сгорела, сгнила от времени. Ты проходишь дальше. Всё глубже и глубже в дом, туда, куда ведут тебя ноги. Видя, что осталось от твоей стаи, ты плачешь, но из глаз бежит не вода, а кровь. Вскоре ты находишь два оставшихся скелета. Монстры, что так отчаянно защищались, стали просто воспоминанием. Ты падаешь на колени и тянешь когтистые руки к двум белоснежным черепам и крепко прижимаешь их к груди, а губы могут повторять только одно: «Простите. Простите меня».
