Изображение тусклое: царят чёрный, серый, бордовый. Из окон льётся бледное сияние и очерчивает сгорбленную тень, которая тяжело дышит. Видео никак не фокусируется, и я не понимаю, мужчина это или женщина.
Шорох.
Стон.
Человек выгибается как на дыбе, и по моей спине стекает ледяной ручеёк пота.
Диана.
Она открывает рот, будто плачет, но на записи не слышно ни звука. Взгляд Дианы пуст, неподвижен, рот открывается и открывается – в диком оскале, как если бы челюсти рвались на части. Тень Дианы содрогается от сухих рыданий. Мои уши закладывает, кровь приливает к голове, и я напоминаю себе, что смотрю любительскую запись, снятую на телефоне.
Это на видео мне явилась Диана.
Это на видео она беззвучно, исступлённо плачет в приступе лунатизма.
Бр-р-р.
Лифт с грохотом выпускает меня на лестничную площадку. Горько пахнет сигаретами, постукивает открытая форточка. В жёлтом свете «сороковатки» я минуты три громыхаю ключами, пока дверь не поддаётся.
– Спасибо, что не поменял замки!
Тишина в ответ.
Прохлада.
Из моей комнаты янтарным потоком течёт солнечный ручей: зажигает искрами пыльный воздух, очерчивает дрожащие тени на полу. Я с удовольствием прыгаю кроссовками по тряпке, закрываю дверь и кидаю ключи на тумбочку.
– И особенное спасибо за то, что не появляешься дома!
Рюкзак получает под зад и улетает к софе. На вешалку баскетбольными трёхочковыми летят шапка, перчатки и шарф.
Оп-ля.
Мой взгляд упирается в розовую записку на зеркале – короткое и ёмкое «Извинись». Ниже прилепилась зелёная бумажка, в центре которой нарисовали весёлую лягуху. Лягуха говорит: «Ква-а, какие грязные ботинки». Бумажка ничего не говорит. Она давно побледнела и свернулась по бокам, но у меня не поднялись руки её содрать. Да, когда-то Диана рисовала такие записочки, когда-то давным-давно, в позапрошлой жизни.
Я без удовольствия вспоминаю о просьбе Вероники Игоревны. С шумом втягиваю носом воздух и снимаю кроссовки. Топаю на кухню.
Просьба идёт следом.
Всхрапывает светло-бежевый холодильник, и металлическая дрожь проходит по его корпусу. За девственно чистыми окнами вспархивает на бельевой верёвке батина рубашка. Солнце просвечивает сквозь белую ткань масляным шаром и согревает моё лицо.
Я дёргаю створку и впускаю в форточку колокольный звон к вечерней службе. Следом проникает вкусная свежесть: соскальзывает на пол, покусывает щиколотки.
Весна.
Мои пальцы задевают берестяной магнит «Мурманск» на холодильнике и стискивают ручку. Резиновый уплотнитель на дверце чавкает, лицо обдаёт инеем. На стол, словно киты на берег, выбрасываются пакет майонеза, буханка чёрного и шмат конской колбасы. Я щёлкаю кнопкой чайника и носом, как дельфин, тычу в телефон – снимаю блокировку.
Нет новых лайков? М-м… нет. Смиритесь, Артур Александрович, по числу отметок «Лѣпота» вам никогда не победить ни снохождение Дианы, ни голую жопу Симоновой.
Я обрезаю корочку с куска бородинского и одновременно прокручиваю новости в ленте. Мелькают чёрно-белые фото пирамид, выпуск «6 кадров» в постах Коваля. Сообщение о первом туркменском спутнике.
Вы никогда не задумывались, что в эпоху интернета самое страшное – не знать, какую новость выбрать? Вот ты крутишь и крутишь эту рулетку, пока не находишь любопытственный пост, а потом ловишь себя на предчувствии, что найдёшь лучше. И палец снова елозит по тачскрину – как загипнотизированный, как если бы физически не мог остановиться.
