Вспомнил он в который раз, как Мстиславовы новгородцы и смоляне ходили по недавнему полю боя и дорезали суздальцев, что ещё дышали. И донага раздевали всех мертвецов…
Вспомнил, как, словно выйдя из своего сознания, воли и чувства долга, обнажил меч, чтобы немедля покарать зарвавшихся Мстиславовых слуг! Не пустили верные оруженосцы, против которых меча не поднимешь. Бился в их руках Александр Леонтьевич, бился и рыдал, страдая неимоверно.
«Боже правый! Отчего мы так безжалостны к своим же русичам, к их избам и нивам? Ещё и вчерашнего злого ворога зовём, чтобы вернее одолеть вчерашнего лучшего друга-побратима. Поганого половца, болотного литвина, ляха-безумца, булгара-бесермена (мусульманин) щадим, своим же желования оказывать не приучены. Кто так урядил? Кому надобно, чтобы русичи всё время сокращали число русичей же, безо всякого милосердия?!»
Вспомнил, как безудержно рыдал на могиле молодшего Ивана, и не потому, что брат погиб – доля витязя отдать свою жизнь за отчину, а потому, что сгинул он в битве неправедной от рук одного из лучших витязей русских – Ратибора, которого тоже будет недоставать, когда к рубежам нашим нагрянут захватчики.
…Год спустя князья-братья замирились. Юрий получил Суздаль. Константин посулил ему великое княжение по своей смерти в обмен на ростовский удел для сынов: Васильку – Ростов, Владимиру – Углич, Всеволоду – Ярославль.
«За что мы дрались? – мучительно думал Попович. – За что умирали? Неужли уряд не был способен без Липицкой бойни? Они поделились, а нам с Иваном чем поделиться осталось?»
Через два года Константин умер. Великим князем владимирским (во второй раз) стал Юрий.
Слишком хорошо Александр Леонтьевич знал нового (прежнего) великого князя. Ведал и то, что рано или поздно сам не минет опалы, потому как многие любимцы воинские Юрия Всеволодовича повержены им в поединках.
Повезло, что после смерти Константина Александр Леонтьевич стал служить его сыну Василько в родном богоспасаемом граде Ростове.
И всё одно заключение в поруб-темницу – дело времени, мыслил он удручённо.
Но ростовский витязь, всегда точно выполняющий волю князей, отказывался признавать себя в чём-то повинным. Он служил Всеволоду, Константину, теперь Василько.
И не его вина, что князья русские грызутся промеж себя как волки.
Повинен ли в этом он? Повинен ли Иван, Нестор, Ратибор? Нет!
После горестной Липицкой битвы его верные мечники Тороп и Тимоня случайно обнаружили в дремучих владимирских лесах, недалече от Юрьева-Польского на речушке Гза, затерянное городище, видимо, волховских времен, состоящее из нескольких ветхих избушек, окружённых такой же обветшалой бревенчатой стеной. В самой середине городища небольшая ровная площадка, выжигаемая огнём не одно десятилетие. Скорее всего, здесь было языческое капище.
Заново соорудив ворота, подлатав избы и стены, пополнив припасами и едой, здесь можно было и осаду держать многие дни.
Уже через пару седьмиц смерды весей Александра Леонтьевича занялись починкой и обустройством.
Так у Поповича появилось своё городище.
Необходимо отметить, что Александр Леонтьевич был неординарным, замечательным человеком своего времени. Наделённый от природы недюжинным умом, грамотный и просвещённый стараниями отца – благочинного храма Успения Богородицы в родном Ростове Великом, Олёша с малых лет остро чувствовал добро и зло, праведность и несправедливость, искренность и лесть. Богатырская сила гармонично сочеталась в нём со смекалкой и состраданием, способностью быстро ориентироваться во враждебном окружении и принимать единственно верное решение.
