– Привет. Это снова я. Уже прибыл в Лоррод. Ты прослушала моё сообщение? – Виктор вздохнул. Она ведь наверняка прослушала. – Просто, если ты не хочешь видеть меня на день рождения Эйдана, то хотя бы сразу скажи "нет", будь добра. Не хочу терзать себя ожиданием. Ты знаешь, что не расстроишь меня, так что не переживай по этому поводу. Жду твоего ответа.
Прозвучал короткий гудок, и Плацтер уже хотел было захлопнуть крышку сотового, но остановился. На экране всего в два дюйма в диагонали синевой отливала фотография, сохранившая маленький кусочек ушедшей жизни. Далия держала Эйдана на руках, позади них покоем плыло море. Тёмная копна курчавых волос жены и почти такие же непослушные, но только с густой чёлкой – у сына. Его худенькие предплечья сковали жёлтые баллоны для плавания. В широкой улыбке замерло счастье.
Подушечка большого пальца легла на экран телефона, но тотчас Виктор захлопнул крышку мобильного и закинул его за спину. Устало поднявшись, он разделся и пошёл в душ. Горячие струи едва согревали окаменевшие плечи и шею. Вода слегка порозовела у слива, когда Плацтер начал мыть голову. В памяти ожили события минувшей ночи, но детектив тут же их прогнал. Бекки права. Нет тела – нет дела. Нечего себя донимать, покамест патрульная бригада не вернётся с новостями.
Виктору казалось, что он проторчал в ванной минут сорок. А когда выбрался из неё, то обнаружил, что прошло только двадцать пять минут. Достав из углового столика пульт и распластавшись на кровати, он повертел устройством в руках, а затем, припомнив, что телевизор не показывал, улёгся. Не стоило ему засыпать, но, впервые за долгое время почувствовав тепло, тело вдруг обмякло, веки потяжелели, и сознание неминуемо погрузилось в сон.
Когда Плацтер понял, что оказался в кошмаре, то ничуть не удивился. События повторялись в тот злополучный день – слишком тёплый и солнечный, чтобы походить на реальность. Все толпились в гостиной, нарядные и деловые, распивая напитки и обсуждая насущные дела. Столы ломились от угощений. Виктор, заприметив на одном таком контейнер со шницелями и кукурузным хлебом, где-то глубоко в душе просиял.
"Надо бы припрятать шницели, пока гости не уйдут, чтобы потом отдать Эйдану. Он ведь так их любит", – заключил Плацтер. Но стоило ему об этом подумать, как бабуля Элли подошла к шницелям и унесла их к гостям. Виктор полным тоски взглядом проводил тёщу. "Так и скажу ему: "Твоя любимая бабушка вконец распоясалась и раздала их гостям", – подумал он. Но внезапное и столь печальное открытие, последовавшее за этими мыслями, невероятно огорчило Виктора, и невыносимая горечь спалила ему грудь.
Вдруг среди гостей мелькнуло лицо, худощавое, смуглое, с враждебными и глубоко посаженными глазами, и следом среди вереницы толпившихся соседей выросла сухопарая фигура с покатыми плечами. Стоило Виктору завидеть его, как сердце с болью замерло, и необъяснимый страх разом сковал тело.
Раздался стук в дверь, и Плацтер с хриплым стоном вскочил. Он различил за дверью голос Бекки и, проведя ладонями по лицу, поглядел на наручные часы, а затем начал одеваться. Это был кошмар. Только и всего.
– Мистер Плацтер! – Коннелли вновь постучала в дверь. – Мистер Плацтер!
Виктор поспешил к выходу и открыл дверь, завидев низкорослую фигуру служивой. Однако Бекки и не думала выпускать его из номера, перегородив проход. В руках она держала зимние ботинки, которые тут же протянула федеральному агенту.
