Вольнодум - страница 3



Строил райскую дорогу?
Ты мозги всем закрутил,
Божий Дух мой замутил,
Философией своей
Столько положил людей?
Дрогнул черный силуэт,
И услышал я ответ:
– Да, Владыка, но ведь это
Ты мне дал свои советы,
Как людей мне проверять,
Веру Божью очищать.
Искушений много в свете.
Каждый за себя в ответе.
Были те, кто не поддались,
Вере верные остались.
Видишь, молятся любя
За родных и за себя.
Я-то что? Я твой холоп.
Помнишь, сделал ты потоп?
– Ладно, не тебе судить.
Смог ты многих погубить.
Если б не твоя победа,
Ты б прощенья не отведал.
Ведь тебе решил мой суд
Кочегаром быть в аду.
Вынем Дух его души.
Посмотрю, а там решим.
Снова Бог ко мне нагнулся,
Глянул в душу, усмехнулся.
– Тут не надо и гадать.
В ад его и очищать.
В пекло ты его засунь-ка,
Да включи-ка все форсунки,
Все грехи чтоб выжигать.
В этом Божья благодать!
И Усатый расстарался,
Сгрёб меня, и я расстался
С мыслью жалобить. его:
Тут не вышло б ничего.
Он форсунки все включил,
Хохотал, что было сил…

VI

Любовь и Правда так высоки,
Что им не нужно философий.
Простыми чувствами живи,
Святее Правды нет, чем в них.
А Зло и Ложь опоры просят,
Плетут ходули философий.
Ты душу и глаза умой
Простою Божьей чистотой.
И если даже мы не знаем
Всей сказки о Добре и Зле,
Любовь и Правда оправдают
Нам пребыванье на Земле.

Вольнодум.

Книга вторая.

Три отца

I

Всю жизнь свою,
С пятнадцатилетнего юнца,
Я жду с работы своего отца…
Я жду,
Когда мои незрелые,
Упрямые мозги
Пронзят
Усталые, тяжёлые шаги,
Когда в душевной скважине вины моей,
Правдивостью скрипуч,
Вдруг провернётся
Неизбежный ключ,
И, выверлом
Заранее виня,
Отец мне душу вскроет
Истиной огня.
А я,
Безопытный,
Имея только лишь упрямый нрав,
Хочу кричать,
Что мой отец неправ.
Но что я мог сказать?
Что мог?
Передо мной сидел
Усталый Бог.
Мой Бог! Отец!
И я,
Виня себя, его винил
В том, что он прав,
И, зная все вины свои,
Его боготворил.
Но что я мог сказать?
Что мог?
Передо мной сидел
Больной, усталый Бог.
А я не знал,
Как мне с собой
Его соединить,
Как обожание моё
К нему мне объяснить?
В комок слипались
Заскорузлые слова
И тупилась невольно
Голова.
И только на вопрос его:
– Ну, как прошёл твой день? —
Я мямлил дребедень,
Что вот, мол, в школе
День прошёл,
В общем, хорошо.
– Ну-ну, а что ты там узнал?
Что нового ты для себя понял? —
Я на тропу привычную
Ступаю поневоле:
– Да вот, дела решали в комсомоле.
– Что за дела? —
И стыдно мне признаться,
Что это мною комсомол решил заняться,
Что дважды прогулял уроки я,
Что сдуру
Решили с другом мы
На льдине
Прокатиться по Амуру.
Когда меня спросили:
– Как ты мог? —
Мой друг ответил:
– Виноват
Весенний ветерок. —
Класс грохнул.
Только Нинушка,
Малюсенькая классная моя,
С любовью глядя на меня,
Сказала:
– Петя, ведь ты клялся.
Ну, как ты так опасно
На льдине прокатиться
Догадался?
Неужто вызывать мне
Твоего отца?
Ведь комсомолец ты. —
Я, от стыда не чувствуя лица,
«Причём тут комсомол? —
Грублю. – Причём отец?
Да, виноват я, да, подлец.
Но сам я по себе
Живу в своей судьбе.
Век подвигов прошёл…» —
– Нет, ты не прав.
Мне памятью сильна
Война.
Еврейка я. Войну в тумане,
Как в небытье,
Я провела в Биробиджане.
В провале ночи,
В безнадёжность глядя,
Шептала я:
– Как там, в Германии,
Моя сестра и дядя?
Давно погасла тьма,
Горит победы свет,
А дяди нет,
Да и сестрёнки нет.
Не надо
На судьбу свою грешить,
А нужно просто
Честно жить.
Пусть будут честь и труд
Судьбы твоей подстрочник,
И это станет
Подвигу источник.
И повторяю:
Чтобы подвиг совершить,
Немногое нам нужно:
Просто честно жить.