Он к коммунизму будто с нами плыл.
И, палки обратив в орудий дула,
В пути стреляли мы по кап-акулам.
– Нам акула нипочём, нипочём!
Мы акулу кирпичом, кирпичом!
Плыл к раю коммунизма весь наш двор:
И хрюканье, и лай, и птичий хор,
Красавец Изя, Брана, хрюшка Машка,
В траве кузнечик, мелкая букашка,
И дворник злой, смешной беляк-холоп,
И даже таракан, и просто клоп.
Ведь в коммунизме будут все равны,
Там всё для всех – прекрасней нет страны.
Глазами я ловил свою любовь,
Девчонку Сару, пел я вновь и вновь:
– Ах, Сара, Сара, Сара-Сарана,
Прекрасная, чудесная страна!
Таёжный край, Хабаровск милый мой,
Ты грезишься мне Сарой-Сараной…
Но дядя Вася говорил не зря,
Что нужно нам держать сухим заряд,
На суше, в море, в океанах выси
Подстерегают вражеские крысы.
Лишь только дом свой люди возведут,
Как крысы набегают – тут как тут.
И крысы хоть, как правило, и трусы,
Но райский пряник, ох, как им по вкусу!
Да, дядя Вася очень мудрым был,
Не зря он в Красной коннице служил…
Но вот она —
Война…
А дальше – испытания метелью хмурой:
В низовиях Амура —
Пронге,
Следом – остров Сахалин.
Места, где всю войну
Мы с мамою скитались,
В душе навеки шрамами остались.
Над каждым шрамом нежностью дрожу,
Любовью-памятью над ним кружу…
Но память-птица мчит меня невольно
В Хабаровск, где отец,
В его войны зимовье.
Фонарь над пристанью. Отец один
Уж сколько лет стоит, нас провожая…
Струну судьбы
Врага рука —
Ошибка роковая —
Рванула. Этот стон
Остался навсегда.
И этот сердца плач
Забыть я не могу:
Гудок прощальный.
Тьма —палач.
Отец на берегу…
Не мог тогда понять
Я собственную мать:
Неужто обстоятельства —
Причина для предательства?
Я спорил, вредничал, кричал,
Впадал в каприз и обвинял.
И сам я весь перед отцом —
Комок вины.
Не признавал я
Обстоятельства войны.
Я отвергал
И голод,
И холод:
Ведь нет мучительнее ада,
Чем муки Ленинграда…
А – на Сахалине
Гремел набат:
Ленинград-
Ад-ад!
А в чёрной мгле, в Хабаровске,
Боролся, знал я, голодал отец,
И я ручонками тянулся,
Хотел вернуть ему венец,
Тот светлый нимб,
Мой талисман любви,
Благодаря которому,
Не видя и лица,
Шестым я чувством
Чувствовал отца.
И мама говорила,
Что чем больше он терпел,
Тем крепче каменел.
И чем он больше каменел,
Тем ярче нимб моей любви
Над ним горел…
О, как я ненавидел злую тьму —
Проклятую войну!
А мама мне:
– Сыночек, спи.
Мы терпим все, и ты терпи.
Придёт и наш звоночек.
Терпи, терпи, сыночек.
Война – крысиный чёрный пламень,
Не по зубам ей веры камень.
Ты видишь, среди злобной тьмы
Все дружно каменеем мы.
Плачь об отце. Твоей слезы,
Нет для врага грозней грозы.
Ведь руша детства долю,
Он рушит Божью волю.
Плачь, мой сынок, и засыпай,
И пусть тебе приснится рай.
Тот рай, что истинно прекрасен.
Забудь про тот, что дядя Вася
Всем вам сулил, детишкам.
Оставь тот пряник мышкам.
Спи, мальчик, баюшки-баю,
И слушай песенку мою.
