Петр призадумался, что-то вспомнил, нахмурился, потом махнул рукой и сказал:
–Завтра ко мне доставишь, увидим кто такой.
Остаток дня и всю ночь команды очищали поле сражения от трупов.
К обеду следующего дня в шатер Петра внесли раненого, положили на тюфяк. У Вологжанина левая нога была в лубке– перелом щиколотки, а на правой штанина распорота до колена и наложена повязка, икру швед штыком проколол. Голову казаку поправили, было сотрясение, но она все равно гудела, боль отдавала в затылок, где красовалась шишка с голубиное яйцо. В шатре за столом сидел гигант, просматривал документы. Василий узнал царя. С их последней встречи Петр раздался в плечах, заматерел. Глаза холодно глянули на раненого. Вологжанин чувствовал себя беспомощным. Поерзав, он устроился на тюфяке, полулежа-полусидя, опираясь на руки.
–Я думаю, какой это знакомый казак у меня появился!..– раздался голос Петра. – Холоп! Бунтовать вздумал!..– рявкнул царь.
–Я за Русь кровь пролил, я не предатель, – ответил Василий.
–Не предатель, – согласился Петр,– потому еще живой. Только скажи, как ты с Дона в казаки к Скоропадскому попал?
–Как с Дона ушел, так и попал.
–Ты все рассказывай, – поощрил царь,– может, Сибирью отделаешься.
– Сибирь – страна родная, – машинально ответил казак. Петр удивленно взглянул на него.
–Рассказывай, я послушаю.
У Васи от напряжения перестала болеть голова, появилось то бесшабашное настроение, когда море по колено.
–Слушаюсь, Ваше Величество. Я – даурский казак. В Москву с ясачным обозом пришел по приказу окольничего Головина. Хотел Федор Алексеевич вам представить как охотника, тигра убившего.
–Шкуру тигриную помню, – перебил царь.
–Я его застрелил, – подтвердил Вологжанин, – Только, когда я в Сибирский приказ попал, у вас свара с сестрой шла, не до меня было. С донскими казаками в Москве познакомился. Один из них, когда мы вдвоем были, стрельцам сказал, что негоже им за бабью юбку держаться. Хотели нас схватить, да мы отбились. Я, одного стрельца до смерти зашиб, потому и на Дон ушел.
–Воры стрельцы, – скрипнул зубами Петр, но взгляд его потеплел, – Дальше!
–Что Бога гневить, На Дону Божьей да вашей милостью хорошо жил. Женился, дочка родилась. Из-под Азова с хорошей добычей пришел. Переселился в верховья, в Бахмут, солью промышлял, рыбой. Из третьего Азовского похода, когда Орду разбили, лошадей пригнал. Жена сына родила. Хорошо жил, пока зверь Долгорукий не пришел.
–Ты что моих слуг оговариваешь? – опять рыкнул царь.
–Не оговариваю я. Князь многие станицы огнем выжег, многих казаков кнутом били, губы и носы им резали, младенцев по деревьям вешали, а жен и девок в постель брали. Я тогда у дочери в гостях в Черкасске был, она замуж вышла. Алена моя офицеру приглянулась – велел к нему ее доставить. Сын, малец, на солдат с кинжалом кинулся, мать защищал, – его на штыки подняли. Жена утром в Дон кинулась, – Василий говорил спокойно, отстраненно, но темная сила ненависти слышалась в его голосе, – Как сказали – я света не взвидел. Собрались мы, казаки, в Ореховом буераке и приговорили к смерти Долгорукого и Ерему Петрова, что в розыске помогал. В октябре всех порубили.
–Ты князя убил? – внезапно спросил Петр.
–Нет, – с сожалением ответил Василий, – не пришлось. Атаманом поставили над собой Кондратия Булавина. Казаки надвое разделились: кто за нас, кто против. На реке Айдар настигло нас войско атамана Максимова, до поздней ночи длился бой. Я с Булавиным из окружения вырвался, а когда скакал, пуля меня в лопатку клюнула: кость раздробила, мышцы порвала. Ушли мы на Хопер, а оттуда на Днепр – в Сечь. Побратим у меня там был, Остап Гусак. Он меня на свой хутор отвез, ворожея меня лечила. Я полгода руку выше плеча поднять не мог, а что за казак с одной рукой!.. Разработал я руку.
