Зоя Васильевна устало поставила ведро и подошла к Машеньке, к столу медсестры реанимационного отделения.
– И как он? – спросила она медсестру.
– Да тяжелый он, тёть Зоя, – говорят: пятьдесят на пятьдесят. Такой удар и ожоги…
Зоя Васильевна, уже в который раз за час, почти скороговоркой, рассказала подробности Маше:
– Надо же, ведь двоих спас. Говорят, четырёх и пяти лет ребятки. Мальчик помладше, а девочка старшенькая… Прямо с полымя их выхватил… Вытащил из-под кровати, обмотал одеялами и в окно их и только пожарникам передал и сознание потерял, еле вытащили…
– Тёть Зоя, да знаю я.
– Молиться надо за него. – Зоя Васильевна перекрестилась уходя. За тихим шарканьем её ног было слышно тихое бормотание слов молитвы.
*
Таня стояла одна в коридоре. Слезы то и дело набегали на её лицо, и она тихо утиралась платочком.
«Господи, помоги, нам… Спаси его, он же спас детишек…» – мысленно думала она.
Её серо – голубые глаза потускнели от слёз и горя. Буквально позавчера, они решили стать мужем и женой. Они думали о бесконечном счастье во взаимной любви и согласии. Они встретились случайно, но во время первой встречи, её сердечко ёкнуло и заволновалось. Она почувствовала особенное чувство общности, чего-то близкого и родного рядом с ним. И чем больше они встречались, тем сильнее были её чувства. А когда выяснилось, что эти чувства взаимны, то её радости не было границ. Это и было окрыляющее, вдохновляющее, счастливое чувство нежной и трепетной долгожданной любви.
«Я согласна, сама отдать жизнь, Господи, если никак по-другому не получится, за его жизнь…», – плакала Танечка.
*
Я вновь увидел её… Да, точно это она. Сидит за столом и мило улыбается. Я бы сказал: с любовью. Её ласковый взгляд серо-голубых глаз из-под пушистых ресниц как-то успокаивал и вселял какую-то уверенность. Я мучительно думал, почему именно уверенность? Мы же с ней говорили о жизни и о любви?
– Ты вернулся, – сказала она тихо и нежно, – я очень рада, что ты вернулся.
– Ну, да, я, собственно, не уходил. Но ты мне скажи, – продолжил я горячо, – всё-таки, мы с тобой говорили… Ты же помнишь? Мы говорили, что жизнь это -любовь, а любовь это – жизнь!
– Да, ведь, я тебя люблю, – сказала неожиданно она, – и ты сам всё понял и про любовь, и про жизнь. Я твоя судьба. Возвращайся…
*
Я проснулся от яркого света. Понял, что лежу в какой-то странной кровати, ощущение, что я в невесомости – не было одеяла или матраца, я находился будто в воде. Лицо было стянуто повязкой и было везде больно, но боль была тупой и вроде терпимой, во рту держался странный привкус. Стали моментально всплывать воспоминания того вечера, когда я случайно проезжал мимо пожара в старом бараке на окраине города.
– Ну, что ж, батенька, – раздался рядом голос, и я увидел склонившееся ко мне лицо человека в белом халате с академической бородкой. – Вы в рубашке, как говорится, родились. При таких сильных ожогах Вы всё-таки с трудом, но выкарабкались с того света.
– А где я?
– Вы в госпитале. В военном госпитале. Вас привезли на вертолете.
– Вы доктор?
– Не похож? – улыбнулся доброй улыбкой врач.
– Да я ничего не помню и спасибо Вам огромное, доктор – сказал он медленно и немного с трудом.
– Пожалуйста. Но это работа у нас такая. Вы пока много не разговаривайте.
– Хорошо, доктор.
– А Вас спасла, наверное, Ваша девушка. Она почти здесь жила и очень просила за Вас. Вот ведь умудрилась меня найти и попросить. Сказала, что очень-очень любит Вас и умрет, если Вы погибните. Пришлось мне втройне при Вас работать… Шучу.
