– Послушай, Моцарт, а вы домашние работы как делаете? Вас, например, попросят сделать что-нибудь? Вот как сейчас. Переставить стакан. Ведь на тебя тогда стаканов не напасёшься. А они, я тебе скажу, денег стоят.
– Тебе что, стакан жалко? – Моцарт внимательно посмотрел на Гошку.
– Знаешь, не то чтобы жалко, – Гошка скривил лицо, – но если честно, то жаль немножко, – он показал самый большой осколок Моцарту. – Смотри, какой большой. Вот если бы фокус твой получился сначала, а потом только стакан разбился, то тут, наверное, не так жалко бы было. А так, конечно, жалко. Ни фокуса, ни стакана.
– Постой, Гошан. Тут ведь вот какое дело. Нас когда учат в волшебной школе, то, – он поднял указательный палец, – самое главное, чтобы двоек не получать. У нас ведь двоечников совсем нет, – похвастался Моцарт.
– Как нет? – не поверил ему Гошан. – Ученики есть, а двоек нет? Ха-ха! Ха-ха! Разве так бывает?
– Бывает! – обиделся Моцарт. – У меня двоек никогда не было.
И Моцарт так насупил брови, что Гоша, глядя на него, в самом деле поверил, что и двоечников у них нет, а Моцарт никогда не хватал двоек.
– А что же ты стакан тяпнул? А-а? – подковырнул Гошан Моцарта снова.
– Да в том, что я его разбил, ничего такого нет. Нас в школе учат сперва-наперво возвращать всё на своё место, если что-то не получается. Представляешь, если бы мы делали ошибки и не могли их исправить?
Моцарт говорил, а Гошка с восхищенным вниманием слушал его.
В Гошкиной голове бродили совершенно разные мысли. Смысл того, что ему рассказывал Моцарт, до Гоши доходил. Только Моцарт говорил с таким выражением лица, будто рассуждает о каких-то простых предметах. Гошан в задумчивости снова почесал затылок.
– Не, Моцарт. Ты правду говоришь? Ты ведь всё это серьёзно? – Ну конечно! Вот смотри. Это я запросто. Это как детей, если уж говорить научили, то они до конца жизни могут, несмотря на то, что взрослыми становятся. А забыть слова и как их говорить – уже не могут.
– И что? – сам не зная почему, спросил Гошан.
– Что-что? Да ничего! – Моцарт сделал движение рукой, кашлянул и что-то прошептал. Затем подошёл к Гошану, осто- рожно взял у него осколок и бросил его на пол.
Пока осколок летел вниз, он, словно магнитом, притягивал остальные кусочки к себе. И прямо на глазах стакан по той же траектории направился снова на подоконник.
– Ничего себе! – разинул рот Гоша и поспешил к стакану, чтобы взять его в руку.
– Послушай, а ты его… – он не знал, что сказать, – можешь снова так?
– Опять ты за своё, – проговорил Моцарт. – Гош, – посмотрел он жалостливо. – Не могу я, подзабыл кое-что. Ты что, не понимаешь? – хотел было оправдаться Моцарт, – с кем не бывает.
– Нет. Так не пойдёт. Ты пробуй. Обещал же. Вот и показывай, что ты настоящий волшебник. А то смотри, Моцарт, не поверю. Разболтаю, что никакой ты не волшебник, – снова слова Гошана прозвучали серьёзно и угрожающе. – Я и Слюнтику тогда расскажу, а уж тогда не знаю, будет ли он дружить с тобой, если ты не настоящий.
– Ну ладно, – тихо проговорил Моцарт. – Буду пробовать.
Он отвернулся, обхватил голову руками, словно хотел что-то вспомнить и не мог, потом повернулся с улыбкой.
– Вспомнил! – и проделал непонятное движение рукой. Стакан на подоконнике задрожал и зазвенел, а ребята стали пристально смотреть на него. Стакан делал маленькие прыжки, но взлетать не хотел.
Зато Гоша почувствовал, что одна его нога оторвалась от пола и стала подниматься в воздух, а другая, как привинченная, продолжала оставаться на полу. Гошка испугался. Нога медленно, но верно поднималась. Она была такой лёгкой, что Гоша даже не чувствовал её.
