– Дай мне час, чтоб вернулась сила моя, а потом вели всё, что надобно.
И пока отдыхали они, вновь достала блюдечко с голубою каёмочкой да наливным яблочком Заинька и сказала:
«Катись, катись, наливное яблочко
По блюдечку с голубой каемочкой.
Покажи мне на блюдечке, где я?
На верном ли пути?
Если нет, то куда идти?»
Показало блюдечко Заиньке, что с пути та верного сбилась и попала в леса тёмные, болотами окружённые. А в самом лесу тихие омуты. Ни бежать, ни взлететь, не получится….
И тогда помолилась Заинька, а затем обратилась к Горынычу:
– Поднимись, час прошёл! Да пожги огнём! Ровно столько, чтобы взлететь смогли.
– Только прежде под крылья мои тебе, Заинька, спрятаться надобно, – говорит ей трёхглавый змей.
Собрала дары быстренько Заинька и под крылья Горыныча спряталась. И пожог он ровно столько, сколько нужно было для того, чтоб взлететь в небо синее. А затем усадил он Заиньку на хребет свой и в небо ринулся.
Над горами летят высокими, над полями парят широкими.
Змей Горыныч два дня ни пил, ни ел, что есть силы летел! А на третий день говорит:
– Вот пустыня уже видна. Отпусти меня, Заинька, чтобы смог я подкрепиться и воды чистой напиться. Что тебе будет проку от мёртвого? А когда тебе вновь понадоблюсь, ты три раза просвисти, пред тобою встану как вкопанный.
– Что ж, пусть будет по-твоему, – отвечает ему Заинька.
И когда улетел Горыныч прочь, разложила она ковёр-самолёт и, усевшись, ему велит:
– Ты лети не высоко, не низко! Не далеко, не близко! Прямо в самое сердце оазиса.
И вот перед ней уж скала стоит, из которой родник бежит, у которой Дракон лежит.
Хотела уж было Заинька прямо с лёту в воду кинуться, только вспомнила – прежде надо ей вязь прочесть и запомнить.
И когда она это сделала, в тот же миг окунулась в родник. Вдоволь напилась и с головы до ног омылась, да в прежний свой облик Царевны Аксиньи обратилась.
Веселится Аксинья, радуется, что навеки исчезло заклятие. Но как вышла она из воды да ступила на камни скалистые, отказались идти ножки белые.
И поднялся Дракон в гневе яростном, посмотреть, кто так нагло осмелился повести себя…. Глядь, красна девица, ни жива, ни мертва стоит, лишь губами едва шевелит.
– Как посмела ты разбудить меня?! – проревело истошно чудище.
Набралась тут царевна смелости. Отвечает Дракону дерзостно:
– Что б ты знал, я не сон твой тревожить пришла! А спасала жизнь – душу мою от заклятья злого Хозяина!
И продолжила речь свою смелую:
– Вот ты спишь и никак не пробудишься, пока кто тебе не поймается! И со мною тебе расправиться всё равно, что с пылинкой… Но прошу, коль уж час мой пришёл, перед смертью меня выслушай.
Удивился Дракон такой дерзости, но, решив напоследок потешить себя, говорит ей:
– Даю тебе три часа.
Вновь царевна открыла уста, и так ладно она говорит, словно реченька в поле журчит!
Былины да сказки рассказывает, загадки чудные загадывает. Про поля и леса, и про все чудеса, да дела, что под солнышком красным делаются.
Так Дракону это понравилось, что решил он Царевну Аксинью не есть, но при себе оставить, чтобы и дальше сказки да былины ему рассказывала, да загадки чудные загадывала.
Приговор свой царевна слушает, а сама в это время думает, как избавиться ей от чудища. И когда замолчал Дракон, говорит ему очень ласково:
– Рада я, что тебе понравились и былины, и сказки с загадками. И с тобою бы я тут осталась, только век человеческий меньше драконьего… – тут царевна вздохнула, всплакнула и опять свои речи продолжила.
