Выходить на улицу во двор, где я могла бы случайно встретиться с Нилом, я опасалась. Но нам непременно нужно было поговорить. Я должна была извиниться, очистить свою совесть. И всё.
Но как? Над этим вопросом пришлось изрядно поломать голову. Сначала я думала подкинуть ему записку. Но это было чревато. Какова вероятность, что найдёт её кто-то другой? Хорошо ещё, из работников – поднимут на смех: хозяйская дочка назначает свидания строителю. А что, если отец? Или он сам покажет… Начнёт ещё шантажировать…
Нет, оставлять вещественные доказательства – дело неразумное. Нужно идти другим путём.
Вариант «подкарауливания» я тоже отмела. Глупо. Не серьёзно. Фу.
Оставалось лишь одно – наивное, но работающее наверняка средство.
Поднабрав в магазине продуктов, я возвращалась домой как раз в тот момент, когда рабочие уходили со смены. Совпало это, как вы понимаете, не случайно. И, к моему счастью, попались мне именно те, кто и требовался – Стас и Нил, увлечённо о чём-то беседующие.
– Вам помочь? – тут же кинулся ко мне первый.
– Вас, наверно, дома ждут, – нерешительно произнесла я, многозначительно глядя на Нила.
Но тот лишь усмехнулся и отвёл взгляд в сторону.
– Ну что Вы, ерунда! – отмахнулся Стас. – Давайте, давайте Ваши сумки!
– А что это, Ваш товарищ хорошим манерам не научен? – фыркнула я.
Стас, едва подхватив мои сумки, тут же поставил их на землю и перевёл растерянный взгляд на напарника.
– Да нет, Вы знаете…
Нил подошёл, молча взял сумки и через плечо бросил своему напарнику:
– Иди, я догоню.
Я, довольная результатом, отравилась следом и, как только мы удалились на достаточное расстояние, шепнула:
– Извини. Просто, сам понимаешь…
Он опустил сумки посреди двора, повернулся и сказал:
– Нет, не понимаю.
Я была просто ошарашена таким поступком. Нас ведь могут заметить!
– Я не могу сказать тут, – я судорожно огляделась по сторонам, опасаясь, что нас уже мог кто-нибудь заметить.
– Ладно, не утруждайся, – недовольным тоном произнёс он, опять хватая мои сумки и в два шага оказываясь у порога. – Я в дом не пойду. Нам, чернорабочим, нельзя переступать хозяйский порог, – бросил он с вызовом и, прежде чем я что-либо успела промолвить, скрылся за забором.
Вот и поговорили.
Ничего не получалось! Решительно ничего.
Как только я принималась за какое-нибудь дело, всё тотчас же валилось из рук.
– Да что с тобой? – удивлялась мама.
Я и себе не могла бы ответить.
– Влюбилась, – хихикнула Алёнка, и я злобно взглянула на неё.
– Да в кого тут влюбишься?
– Это да, – печально вздохнула она. – А как же Митя?
– С Митей мы просто общаемся. Иногда.
– Да я уж вижу, он зелёный от тоски ходит. Ты ему не звонишь, гулять не зовёшь. Просил тебе намекнуть как-нибудь. При случае.
– Считай, что намекнула, – хмуро бросила я.
– Ага, прямым текстом прямо и выдала всю информацию, – улыбнулась мама. – Плохой из тебя, Алён, партизан.
– А я партизанить не собираюсь. Да и кто он мне вообще, этот Митька, чтоб тайны его хранить? Больно нужен!
Я промолчала, думая о своём. На самом деле, виновен в моём расположении духа был Нил, и хоть как тут крути, а врать самой себе бессмысленно. Только с влюблённостью это никак не связано. Мне просто стыдно за своё поведение.
Но разве я виновата в том, что думаю и поступаю согласно тому, что предписано обществом и государством?
«А правила человечности?» – тут же всплыл в голове досадный голос совести.
