На площадке на скамейке сидел Артемий, молодой воспитанник князя; Ольга подходила к нему, с трудом переводя дух от быстрой ходьбы.
– Долго ждал? – спросила она, приблизившись к скамейке, и привычным движением любимой и счастливой этою любовью девушки опустила обе руки на плечи Артемия.
Он вместо ответа охватил ее талию, а другой рукой взял ее руку и прижал последнюю к своим губам.
– Долго ли ждал? – проговорил он наконец. – Да теперь мне уже казалось, что ты никогда не придешь ко мне.
И он снова прижался губами к руке девушки.
Дрожь пробежала по спине Карла, в висках застучала прихлынувшая кровь; одно мгновение у него мелькнула сумасшедшая мысль кинуться вперед, но он сделал над собою усилие и прилег к земле, не спуская жадных, завистливых взоров с того, что происходило пред ним. Нужны были почти сверхчеловеческие усилия, чтобы не выдать себя несчастному Карлу.
– Погоди! – сказала княжна. – Дай мне сесть, я слишком торопилась идти, – и она опустилась на скамейку рядом с Артемием. – Ну, отчего теперь тебе показалось, что я не приду?
Артемий вздохнул.
– Теперь другое, Оля!..
– Отчего же другое, отчего? Я тебе говорю, что из всего этого ничего не выйдет, ничего он не добьется от меня… ему надоест здесь жить, он уедет и все пойдет по-старому.
Теперь, когда она села, Карлу было видно вполоборота ее оживленное счастьем лицо, дышавшее еще невиданной им прелестью.
Артемий снова вздохнул, опустив голову:
– И как все хорошо было, Оля, до сих пор!
– И потом будет хорошо… ты увидишь, я знаю… Послушай! Разве мало ему петербургских красавиц? Ну, что ему во мне?.. Разве он не найдет лучше меня?
Артемий улыбнулся и отрицательно покачал головою.
«Боже мой, Боже мой! – думал Карл. – Как она хороша, как она хороша!»
И он вспомнил петербургских красавиц, про которых говорила Ольга, набеленных и нарумяненных, и та же улыбка, что у Артемия, скользнула по его губам.
– Ты заметил, – продолжала Ольга, – я делаю все, чтобы казаться ему дурною; и одеваюсь хуже, и глупости говорю…
Артемий, счастливый этой преданностью любви, рассмеялся тихим смехом, а затем сказал:
– Да разве это возможно? Ведь, что бы ты ни делала, ты все-таки останешься красавицей… Милая моя, милая!..
И Карл, стиснув от бешенства зубы, снова увидел, как Артемий взял Ольгу за талию, а она прижалась к нему, видимо, желая, если не словами, то лаской рассеять его беспокойство.
– И потом я не знаю, – начал снова Артемий, – но иногда приходит в голову, что вдруг…
Тут он запнулся.
– Что «вдруг»? – переспросила Ольга.
– Ты разлюбишь меня…
– И тебе это не стыдно думать? Не стыдно тебе, а? – воскликнула Ольга.
В ее голосе слышалась шутка, но Артемий делался все серьезнее.
– Право, я иногда сравниваю себя с ним и чувствую, что он лучше меня, – произнес он.
Теперь, казалось, очередь рассмеяться была за Ольгою.
– Кто? – проговорила она. – Кто лучше тебя? Эта петербургская кукла, этот барон с вывороченными глазами? Ты замечал, как он иногда смотрит на меня? Мне всегда смешно, когда он начинает ворочать белками.
Но, не договорив, она вдруг вздрогнула.
– Что с тобой? – спросил Артемий.
Ольга, вытянув шею, прислушивалась.
– Нет, ничего… Мне показалось, точно шорох… наверное, птица.
Карл чуть не выдал себя, пальцы его судорожно сжались, и он сделал невольное движение вперед.
– Конечно, птица, – ответил Артемий. – Кому же быть теперь? Ведь князь сказал, что не выйдет до ужина, итальянец – в библиотеке.
