Он брезгливо поморщился, встал с дивана, прошёлся на кухню, залпом осушил стакан воды.
Если бы не вода, так всё бы заросло грязью. Как эти самки. Ничто не отмоет их грязь. Он потянулся к пульту и выключил телевизор. Потом взял с плиты обед и понёс его в дом.
Сара любила плавать. Когда плывёшь, мысли успокаиваются. Всё не так страшно. Конечно, садовник – высокомерен. Но, наверно, все глухие – такие. Когда человек болен, ему есть за что не любить других людей. Если закрыть на него глаза, то всё остальное не так уж плохо. Она давно так не отдыхала. Природа как-то успокаивает. А люди, если разобраться, всё-таки мешают.
Сара подплыла к маленькому островку. Ей всегда нравилось всё маленькое. Тогда можно не суетиться и не делать лишних движений. Остров можно было запросто окинуть взглядом. Поэтому она с удовольствием выбралась на него и побежала к шалашу. Конечно, рядом никого нет, но всё равно хорошо, когда можно куда-то спрятаться. После шалаша она с удовольствием погуляет по лесу.
Из шалаша Сара вылетела пулей. Там в общем-то ничего страшного не было, просто неприятно. Повсюду разбросана одежда: женские трусы расположились на мужском свитере, а мужские носки торчали из-под бюстгальтера. Возле комка белья стоял огромный таз с прозрачной водой. Сару чуть не вытошнило. Она представила этих двоих вместе, как они сплелись в один клубок и при этом дёргаются и орут, как ненормальные. А потом разгорячённые плюхаются в таз и там продолжают терзать друг друга.
София ей всегда говорила, что нельзя на чужое счастье смотреть со стороны. Могут привидится всякие мерзости. Надо самой жить этим. Тогда всё будет хорошо, и даже очень приятно. Сара пыталась ей поверить, но пока ей это с трудом давалось. Она ведь приехала сюда для того, чтоб привыкнуть к тому, что всем нравится.
А пока Сара с разбегу бросилась в воду, надо немножко успокоится. Конечно, это садовник соорудил себе шалашик, чтоб встречаться со своей девушкой. Нельзя же ему пугать отдыхающих своими желаниями. Он ведь не слышит, как орёт от удовольствия на своём острове. Вот и убрался с чужих глаз подальше.
Сара уже пришла в себя и плыла спокойно, размеренно гребя руками. Даже смешно стало, сама себя напугала. В конце концов, этот садовник такой же мужчина, как и все. Надо выбросить его из головы. Он – просто обслуга.
Когда она вошла в шалаш, он нажал на «стоп», перемотал плёнку на начало и стал внимательно вглядываться в экран. Так и есть, только она вошла внутрь, как глаза её загорелись желанием. Они все такие. Могут часами говорить о прекрасном, вздыхать, возводить глаза к небу, говоря о религии или правах женщин. Но стоит их подмять под себя, как всё лишнее исчезает. Они сбрасывают с себя цивилизованную чепуху и внимают только своей похоти. Теперь им главное, чтоб их терзали до того мгновения, когда они выгибаются дугой и издают торжествующий животный возглас. Потом они становятся половой тряпкой, из которой смело можно выжимать все соки. За минутное удовольствие они готовы тягаться с тяжёлым животом, рожать и сносить любые удары судьбы.
Он скривился, когда увидел на экране, как её перекосило. Его как будто обожгло и затянуло в жаркую страсть от охватившего её желания. Член упруго сжался и выскочил наружу. Он не стал его удерживать, пусть привыкает к новому необузданному телу. Сегодня он ещё взаперти, но скоро побалуется, пока ему не надоест.
