– Ну не знаю. Мне было страшно. Такие деревья, мох, паутина везде. Разве это не может не пугать?
– Милая девочка, то, что ты назвала, – не страшно. В тоске и грусти, в странных формах и причудливых изгибах нет ничего ужасного. Гораздо страшнее ровные, чёткие сверкающие линии и белые листы на серых столах. Настоящий ужас творится за огромными стеклянными стенами и дверями с золотыми ручками. А здесь у нас только тишина и истина.
Мартин поставил пустую чашку на стол и почесал кончик носа. Чашка наполнилась сама собой. Аля засмеялась и подмигнула.
– А вам не бывает скучно? – спросила Алина. – Здесь, в этом отрезанном от мира месте.
– Мы же сами его и отрезали, – ответила Нелли. – Поверьте, скучать нам не приходится.
– Но вы же понимаете, что вас… ну, как бы… нет.
– Разумеется, дитя мое! Но вот только там, где нас нет, там мы и есть. Мы всегда и везде, мы идём друг за другом и никогда не расстанемся. Это сложно понять, но и не надо. Думаю, вы сильно удивитесь, если я скажу, что вы всю жизнь видели нас, только не знали, что с нами можно и поговорить.
– С ума сойти, – покачала головой Заморючка. – Можно, я выйду на балкон?
– Там для тебя уже разложен шезлонг, – сказала Аля. – И да, лимонад холодный, словно арктический лед. Как ты любишь.
– Хотя бы перед смертью я узнала, что сказки бывают на самом деле, – восторженно прошептала Алина. – Спасибо вам огромное!
– Вы в этой сказке живете всю жизнь, не замечая ее, – тихо сказала Нелли. – Лишь немногим дано увидеть. Таким, как вы.
После второй чашки Мартина начало клонить в сон. Голова отяжелела, глаза наполнились песком и дымом, спина отказалась держаться в вежливом положении.
– Ваша любовь тоже спит, – сказала Аля, убирая со стола. – Не сопротивляйтесь.
– Я бы лучше побродил по саду.
– Вы обязательно сделаете это после того, как отдохнете пару часов. Поверьте, никто не в состоянии спорить с силами природы. Многие, кто пытались, уже мертвы.
– Неловко как-то.
– А я вам песенку спою. Я люблю петь колыбельные. Нелли их терпеть не может, а мне нравятся.
– Оказывается, с ума можно сойти красиво.
– Тссс! Ни слова больше!
Под потолком поплыла прозрачная мелодия, зазвенели тонкие хрустальные колокольчики, и Мартину показалось, что он стал легче воздуха и взмыл над деревьями, крышами и дворами.
Когда-то это уже было. Или только будет? Где-то вдалеке, там, где утёсы склоняются над морем, там, где сплетаются в одну все дороги, это было там. Или только будет. Так хорошо.
Разум встрепенулся, словно умытый прохладным душем. Мартин приоткрыл один глаз и облегчённо вздохнул. Просторную комнату по-прежнему заливал теплый свет, и на огромном столе стоял все тот же пузатый перламутровый чайник. На стуле с высокой спинкой сидела Аля и что-то резала длинным тонким ножом.
– Совсем другое дело, да? – спросила она, откладывая нож. – Сейчас будет ужин.
– Как-то даже неудобно, правда. Столько заботы.
– Перестаньте, ладно? Мы делаем то, что нам нравится.
В проёме балконной двери появилась Заморючка. Она сонно потягивалась и зевала.
– Как спалось под открытым небом? – спросил Мартин.
– Как будто на морском берегу. Правда, чудесно.
Откуда-то возникла Аля с подносом в руках. По залу поплыл аромат базилика и сыра.
– Воодушевляет, – покрутил носом Мартин.
– Это карпаччо. Легкий ужин и немного «кьянти».
– Аля, а почему у вас на балконе пахнет морем? – спросила Алина.
