– Эко его занесло к нам!
– Дом для дочери строит. Выдал замуж, теперь вот…
– Ладно, – поморщился Семенов, – У самого такая на выдане. Все ковыряется – тот не мил, этот не этот… Ты в бумагах все написал?
– Да.
– Разберусь.
Николай Николаевич отрешенно смотрел куда-то в сторону и в задумчивости покручивал на пальце массивный золотой перстень с бриллиантами. Салтыков, полагая, что на этом аудиенция закончена, хотел было удалиться, но губернатор опередил его.
– Знаешь, что это? – неожиданно спросил он, подняв к верху палец.
– Никак нет, Ваше превосходительство.
– Подарок Государя Императора. За честную службу и особые заслуги перед Отечеством.
Салтыков кивнул, отдавая должное заслугам губернатора, какими бы они ни были.
– И знаешь что? – продолжал Семенов, только теперь удосужив подчиненного взглядом, – У меня и второй такой есть. Только с другим камешком.
Салтыков хмыкнул.
– И знаешь, почему я не ношу оба одновременно?
– Нет, Ваше превосходительство.
– Воспитание не позволяет, совесть мучает. А несведущие люди и дураки, не весть что обо мне думают. Вот как ты, например. Я тебя спрашиваю, а ты отвечаешь: не зна-аю. Помнишь, когда я давеча ругал тебя за расползающиеся слухи о сомнительных похождениях. Ты что мне ответил?
– Не ваша забота.
– Вот именно! Твоя гордыня и скверное воспитание прямо-таки рвутся наружу, замещая другие качества. Получить хорошее образование, выделится по службе – это еще не все. Я, может, тоже романы пишу! И стихи на французском сочиняю!
Салтыков усмехнулся.
– Но я же не лезу с ними в печать! – Семенов стукнул кулаком по столу так, что коллежский асессор вздрогнул, – И не кричу на каждом углу о своей неподкупности, а уж тем более – не противопоставляю себя обществу, вот, мол, какой я особенный. Отнюдь! Я просто выполняю возложенные на меня обязанности. И не плачу: как мне плохо! как мне трудно! меня никто не любит!
– Так что мне теперь делать?
Николай Николаевич встал из-за стола и подошел к погрустневшему чиновнику.
– Ты еще не понял, голубчик?
– Нет.
– Работать и перевоспитываться. За этим тебя сюда и выслали. Ведь получается так, что сам Государь Император озабочен твоей правильной жизнью не меньше тебя самого. Как бы парадоксально это не прозвучало.
– Я работаю, – обиженно проворчал Салтыков.
– Я вижу, – буркнул губернатор под нос, – По части обольщения замужних дамочек.
Повисла неловкая пауза. Салтыков молчал, опустив голову. Начальник губернии задумчиво прохаживался по кабинету, заложив руки за спину.
– Впрочем, – прервал молчание губернатор, – У тебя есть возможность реабилитироваться. Кажется, сама судьба заинтересована в твоем перевоспитании. К тому же, всякий раз находятся люди, которые хлопочут за тебя, искренне желая твоего исцеления.
– Я весь внимание, Ваше превосходительство, – отрешенно произнес Михаил.
Николай Николаевич изучающе просмотрел на чиновника, словно бы оценивая его возможности. Может статься, что губернатор остался-таки недоволен увиденным, но более вероятно и то обстоятельство, что ничего другого в данной ситуации ему просто не оставалось.
– Ну, вот что, голубчик, – сказал он, – Специально для тебя важное поручение. И далеко от дома, и времени на размышления хоть отбавляй. По Слободскому тракту скатаешься.
– Это куда?
– В Кай. Фон-Людвиг отрапортовал, что беспорядки там. Справишься, – так и быть, помиримся. Еще и к ордену тебя представлю, …наверное.
