Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но и отказаться – потом сильно пожалеть.
– И что я за это буду должен?
– А мальчик неглупый, – искренне удивляется граф, и это удивление больно задевает. Приходится крепко стиснуть зубы, чтобы смолчать и не испортить все.
– Всего лишь одно обещание, – графиня перебирает четки, дразня. – Ты ведь умеешь держать слово?..
…– О, явился, ну надо же, – произнес знакомый до боли в скулах женский голос. Мэлоун так надеялся, что хотя бы теперь его не услышит.
– О, а у тебя сегодня и язык не заплетается, надо же, – скопировал он ее интонацию. Попытался вспомнить, сколько раз за свои двадцать лет видел ее трезвой. Три, четыре? Пожалуй. Только после этого он задвинул кровать на место и обернулся. Поморщился от досады: придется подыскивать новое место для тайника.
К счастью, перо – то самое, не позволяющее и на миг позабыть о данном когда-то слове, оказалось на месте и теперь было спрятано в самое надежное место: внутренний карман сюртука.
– Ты как с матерью разговариваешь? – а вот папаша уже заметно пошатывался, несмотря на раннее утро.
– Да он поди знаться-то с нами не хочет, – фыркнула та, кого приходится называть матерью, хотя кровное родство в этом мире почти ничего не значит. – Ты глянь, вырядился-то как.
Еще лет пять назад Мэлоуна задели бы эти слова. Теперь же он ощутил лишь раздражение.
– Вы бы тоже могли так одеваться, – он окинул брезгливым взглядом лохмотья, в которые превратилась когда-то весьма неплохая, наверное, модная в свое время, родительская одежда. – Если бы с умом тратили то, что я приносил. Может, и жили бы уже не в этой помойке, переехали бы в город.
– Учить нас решил, да? – папаша завелся с пол-оборота, но это совсем не пугало. – Где б ты был, если б не мы?
Плюнул, сложил руки на груди и демонстративно отвернулся.
В кои-то веки он оказался прав. Спорить даже из принципа не захотелось. Не отправляй они его тогда «на заработки» – отличное оправдание для совести – он бы никогда не приблизился к тому дому. Слишком большому. Слишком богатому. Дому, который может стать его, если повезет. Очень-очень повезет.
– К ним ходил, да? – мать обреченно вздохнула. – Опять? Сладким тебя там приманивают, что ли?
Уточнять, о ком речь, не потребовалось. Уже столько раз повторялся этот разговор, не сосчитать. Результат все равно один.
– Не нравится, что им я благодарен больше, чем вам, – Мэлоун сел на край кровати, которая жалобно скрипнула под ним. – А когда подачки принимали, они вам были хороши.
– От них бы не убыло. А вот отнимать у меня сына не позволю.
«Поздновато ты опомнилась», – Мэлоун хотел выпалить это ей в лицо, но в последний момент сдержался.
– Можешь больше об этом не волноваться. И не ревновать. Теперь не к кому.
Так странно: стоило произнести это вслух, как по-настоящему пришло осознание. Придавило своей тяжестью, не давая пошевелиться.
– Хочешь сказать…
– Да! – голос сорвался, и каждое слово давалось с трудом, царапая горло. – Их больше нет, довольна? А теперь уйди, оба уйдите, дайте одному побыть.
Но мать не спешила выполнить просьбу. Присела рядом, взъерошила ему волосы на затылке.
– Что ты делаешь? – Мэлоун отвел ее руку.
– Одному побыть – плохо. Хуже не придумаешь.
– Тоже мне, горе великое, – папаша, наконец, перестал играть в молчанку. На удивление недолго продержался. – Понятия не имею, что там с ними стряслось, и знать не хочу. Только заслужили они это, попомни мое слово.
