— Тут не предскажешь, маг может ждать нас и там, — Рион указал на деревушку впереди. — И там, — кивнул на уходящий к востоку тракт. — Но пока нам везло.
— Все маги способны увидеть печать? И ты? — воспользовалась я разговорчивостью парня.
— Действительные — да, а всякие ведьмы и колдуны не в счет, чаще всего они пустышки. Я не прошел посвящение, к тому же, без силы, — вздохнул Рион. — Так что, я тоже не могу.
— Хотьки, — прочитала я надпись на указательном столбе, чем немало удивила Риона.
Да, я умею читать. И писать тоже. Бабушка научила: рецепты снадобий надлежало записывать, иначе никакой головы не хватит.
Рион дернул плечом, но вопросов задавать не стал, тронул коня и въехал в деревушку. На первый взгляд, она мало чем отличалась от Солодков. Деревянные домики, огороды, в которых квохтали куры, в сараях мычала скотина, на распорках сушились рыболовные сети. Чтобы такое увидеть, можно было никуда не уезжать.
Первой в деревне мы увидели древнюю бабку с хворостиной и безрогую козу, лениво жевавшую траву у дороги. Старуха заметила скрюченную в седле меня и поводила рукой из стороны в сторону в отвращающем жесте. Коза укоризненно затрясла бородой.
— Скажите, почтенная, — обратился к женщине маг, — постоялый двор здесь имеется?
К нему вернулось презрение столичного жителя, правда, теперь оно казалось наигранным и мальчишеским, как плохо подобранная по размерам маска.
Сколько ему на самом деле? Шестнадцать? Семнадцать? Двадцать, как мне? Вряд ли. Хотя, кто их, чаровников, разберет. Говорят, есть и такие, что в сто лет смотрятся юношами. Врут, поди. А этому… Пусть будет семнадцать. И то с натяжкой.
— А як ше, — пошамкала старая карга губами. — Ехайте прямо, у колодша направо и шрашу ишба ш белыми штавнями. Он и ешть. Петриша там ша хошяина.
— Благодарю,— кивнул маг и поехал в указанную сторону.
Я старалась не отставать больше, чем на полкорпуса. Недобрый взгляд старухи уперся в спину. Тревога, для которой не было причин, коснулась холодными пальцами моего затылка. Отвращающий жест бабки не в счет, для меня это сродни рукопожатию. Я скорее удивлюсь объятиям и радушной улыбке, а уж хлеб с солью повергнет меня в панику.
Улица расширилась, образовала круглый пятачок, там у колодца топтались женщины с коромыслами и ведрами. Судя по сваленным в стороне кадушкам и обездвиженной лебедке, пришли они не за водой. Или не только за водой. Тетки в цветастых передниках замолчали и уставились на нас. Вернее, на меня. Через несколько минут распоследний увалень в этих Хотьках будет знать, кто объявился в деревне. А сопровождающий меня парень словно не замечал взглядов, не слышал шепотков, не видел посланных вслед плевков.
Постоялым двором оказался двухэтажный бревенчатый домик со свежеокрашенными ставнями, чистыми стеклами и гостеприимно распахнутой дверью. Стоило нам войти, как хозяин, видимо, тот самый Петриша или Петриш, вынырнул из-за стойки.
— Чего желаете? — при взгляде на меня ни один мускул не дрогнул на потемневшем и загрубевшем лице мужчины.
— Комнаты, ванну и горячий ужин, — перечислил Рион, выкладывая на стол серебряный дин[2]. — Лошадей в стойло, задать корма.
Хозяин кивнул, монета тут же исчезла.
— Лиска! — рыкнул он вглубь помещения.
Тотчас выскочила молодая рыжая девица и уставилась на Риона так, словно увидела одного из сподвижников Эола, а потом зазывно улыбнулась. Даже слишком зазывно. У мага покраснели уши. Я вернула девушке улыбку. Каюсь, переусердствовала. Далее все развивалось в лучших традициях. Лиска сделала круглые глаза, помахала перед собой рукой — чур меня, чур! — плюнула на пол для отгона нечисти и, наконец, ущипнула себя, чтобы проснуться.
