– А тебя, ординатор, на монитор ЭКГ смотреть не учили?
– А чего на него смотреть? – возмутился было я, переводя взгляд на экран, который, кстати, в спешке действительно не удосужился изучить, как следует – так, увидел изолинию и давай качать. Рефлекс, чтоб его.
– Ну-ка, руки убери, – скомандовал реаниматолог. Я остановился и поднял руки, так чтобы их было видно всем. – Ну, а я что говорил?
Я взглянул на монитор ЭКГ, где весело скакала кривая фибрилляции желудочков. Я, кстати, такое впервые видел, но диагноз распознал сразу.
– Что делаем, ординатор? – сухо поинтересовался Семен, явно намекая, что сейчас будет экзаменовать меня по реанимации.
– Дефибрилляцию?
– Догадлив, – задумчиво протянул реаниматолог и отодвинул меня в сторону, давая место своему помощнику, чтоб тот развернул прибор. Маринка тем временем уже разрезала ночную сорочку нашей многострадальной пациентки, оголив ее иссохшуюся грудь. В области грудины уже растекалась довольно большая гематома – явный плод моих реанимационных усилий. Кажись, перестарался я.
– Семен… – я запнулся, так и не вспомнив отчество реаниматолога.
– Борисович, – подсказал реаниматолог.
– Семен Борисыч, а может… – и я красноречиво показал скрещенные руки, намекая на то, что мучить бабку еще и дефибриллятором будет, на мой взгляд, уже перебор.
– Ты ее рожал? – сурово посмотрев на меня, спросил врач.
– Нет, конечно.
– Так и не тебе решать, когда ей помирать следует. Есть протоколы. В них четко сказано, что да как выполнять.
Я лишь руками развел. Пристыдил меня реаниматолог, хотя по факту я был прав. Бабка все одно не жилец, так стоило ли умножать ее страдания, продлевая агонию? С другой стороны, если так рассуждать, то можно и мне самому вопрос задать: мол, коли не хотел, чтобы бабка страдала, зачем реанимацию вызывал, зачем качал ее до их прихода? Дал бы помереть ей спокойно, коль такой гуманный. Нет же, действовал по протоколу. Была остановка – ты начал качать. Все правильно. Другое дело, что мои труды вылились в неправильно восстановившийся ритм. Редко, но бывает такое. Правда, Семен Борисович, скорее всего, Косяку доложит, что я вместо дефибрилляции бабке с нарушением ритма начал ребра крушить. И вылечу я уже с утра из ординатуры, а вместе с этим и из медицины, как пробка из-под шампусика.
Но все это будет завтра. А сейчас я чуть поодаль наблюдал за тем, как бывалые реаниматологи работают. Тихо они все делали, размеренно, неторопливо – любо-дорого смотреть. И в то же время все четко, все легко и просто у них выходило. Вот уже и катетер свеженький в вене. Вот уже и аппарат зарядили. Вот уже и гель на утюжки нанесли.
– Всем отойти! – скомандовал реаниматолог. – Разряд!
Тело Семеновой выгнулось дугой. Ритм не восстановился.
– Еще заряжай, – спокойно скомандовал врач. За командой последовал противный звук набора заряда – старенький у нас был дефибриллятор, не сразу мог нужную мощность выдавать.
– Руки! Еще разряд…
Опять безрезультатно.
–Давай ещё.
Пошла зарядка. А пока она длилась, я увидел то, чего не заметил реаниматолог. На шее у пациентки Семеновой висела тонюсенькая цепочка. Пока заряд не набрался, я потянулся было к ней, чтобы сорвать с пациентки – обуглится же, след на шее останется. Потом объясняй, что да как было и почему в паллиативном отделении цепочку не сняли еще при приемке…
– Не лезь! – рыкнул на меня реаниматолог.
– Я только цепочку снять…
