Ворожители - страница 8

– Приветствую! – жизнерадостно заявил Марат. – Признал, нет?

– Да как же тебя не признать, старина, – честно ответил Георгий, стаскивая с рук резиновые перчатки. – Просто ведь нынче ночью с тобой виделись!

Последнее заявление собеседник, вестимо, понял неотчётливо, но переспрашивать не стал. – И как житьё?

– Хвала богам, Зарыпыч, держусь. Ты ведь, верно, не о путях мироздания поговорить хотел, о них по телефону рассуждать странно. Рассказывай давай, отчего я тебе припомнился?

На том конце провода глубоко вздохнули. – Нечуткий ты какой-то, Егор, неделикатный, – изрек Гамадиев. – Коль однокашник звонит, мог бы и о путях мироздания потрендеть, и не развалился бы, дубина. Не так уж часто мы в последнее время виделись…

– Не так уж, не так уж, – подтвердил Георгий. – Раза три за пять лет. Поэтому и говорю: экономь слёзы для встречи, Зарыпыч! А сейчас выкладывай, чего хотел.

– Ладно, – просто согласился Гамадиев. – Тогда сразу вопрос: ты керамикой ещё продолжаешь заниматься?

– Чего? – интересно вот, ослышался он или Марат с Терлицким вдруг впряглись в одну телегу. – Чего керамикой?

– Не валяй Ваньку, Егорка, ты же блестящий был знаток, я-то помню, – совершенно серьёзно ответил Гамадиев. Понятно, значит, не ослышался. – Ты действительно специалист, это ведь не чайники твои кузнецовские толстым дядькам продавать. У нас с курса вы с Нелькой только масть и держали.

– Ну, про Нельку не скажу: после того, как обустроилась во Флоренции, слыхать её не довелось, – признался Георгий, усаживаясь на стул. – Кажется, науку она послала далеко и надолго.

– А с сыном так видеться и не даёт?

– Нет, конечно, да и к чему это сейчас? Ему и двух лет не было, когда они съехали, я для него посторонний человек. Ладно, не о том мы, Зарыпыч. Керамика – да, занимаюсь, из института ещё не сбежал, хотя, если честно, давно пора. Кстати, не только керамикой занимаюсь, – это тебе на тот случай, если вдруг помимо черепков какие-то ещё идеи возникнут. А что за нужда?

– Хочу тебе одну вещь показать, – бесхитростно поведал Гамадиев. – Мы же с нашими тут вроде полевые исследования учудили, второй год уже. И у старичков-боровичков этаких, километрах в ста пятидесяти к Петрозаводску, откопали мы очень занятные штуковины. Культовые, подлинные, всё как ты любишь.

Но ни продать, ни отдать деды не соглашаются, особенно и фотографировать-то не дают. А мне кажется, что штуки эти один в один твои, ну то есть те, что ты описывал; и думаю, они много старше, чем полагают сами деды. Словом, без тебя, Игоревич, никак. Выбирайся!

Выбираться было, если честно, невыразимо лень, а без машины и просто омерзительно, но Гамадиев уверил, что ждать нельзя, у дедов сорок пятниц на неделе, каждый час настроение меняется, глядишь, через пару дней они вообще тебя в попу пошлют.

– Приезжай, дружище, не пожалеешь! – заливался в трубке Марат Зарыпович. – Хрен с ней, с тачкой, честное слово. Приедешь сегодня на электричке, мы тебя на перроне встретим. А завтра все разом отсюда и свалим. И с меня поляна!

– На электричке за сто пятьдесят километров? – не поверил своим ушам Георгий.

– А чего, самолётом, что ли, лететь? – удивился Гамадиев. – Я сейчас всё тебе расскажу, опишу, сядешь, поедешь, и как хорошо! И удовольствие! И засветло ещё свидимся. Штуки действительно уникальные, не вру, ей-богу! Ну, договорились?

Договорились-то договорились, а вышло и здесь заднеприводно. Финляндский, или, как говорила соседка-покойница, Фильянский вокзал Георгий не любил. Логика тут роли не играла, и сказки про дедушку Ленина на броневике тоже ничуть не имелись в виду. Просто слишком уж муторно становилось здесь на душе.