жилищ таких семей и вовсе бы терялся из виду, – однако, он был самым для Киракии любимым, а главное, родным. Небольшой дворик с заборчиком, тоже призванным лишь обозначить территорию, но не оградить её, встречал приближающуюся троицу пока ещё закрытой калиткой.
Дом семьи Хойен располагался на окраине деревни, в относительной дали от многочисленных троп к низине горы, и тем более от той единственной, что вела к вершине.
Несколько обособленный от всего поселения, он одиноко стоял в уже затянувшемся напоминании о временах, когда семья Хойен, ещё большая и влиятельная, решила перенести свою резиденцию из центра деревни на отшиб, где было много свободного места.
Там, не стеснённое соседством с другими могучими домами клана, быстро растущее семейство, как тогда надеялись её старейшины, могло бы занять больший простор. Но, как это часто случалось среди акари, в какой-то момент, – по ныне уже позабытой причине, – произошёл раскол.
Внутренняя вражда окончилась бойней, которую не успели вовремя остановить. То, что не сгорело в братоубийственной междоусобице – было сохранено усилиями тех, кто остался в живых. Могущество Хойен было растеряно; ещё три поколения обескровленный род постепенно вымирал, в конечном итоге оставив после себя лишь пропавшего отца, одинокую жену, и последнее дитя, что жили в скромном, уединённом доме. Последнем, из уцелевших.
Пусть сама Киракия ещё не знала всех подробностей истории своей фамилии, но видеть последствия оной – вполне могла.
Она была рада вернуться домой. Но ей было грустно.
Когда они проходили калитку, Хан, ненадолго, попросил её остановиться. Глубоко вздохнув, он сказал ей слова, которые, хоть он этого не знал, объединят всю историю их с ней знакомства, весь прошедший в весёлой компании день, и скрепят их дружбу на годы:
– Мой папа говорит, что друзья определяют нас. –сказал он необычно серьёзно. Его тон был искренним, и трогал за душу, – это был тон вовсе не похожий на детский. – С одними нам весело, дружба с другими – приносит честь. А дружба с некоторыми выгодна, но дружбой не является. –он сделал короткую паузу, будто вспоминая произнесённые ему когда-то и кем-то слова. – Акари стоит судить по тому, каких именно друзей у него больше. Сегодня, я похвастаюсь ему, что обрел подругу, в которой есть и веселье, и радость; которая готова поднять кулаки против лжи, и не боится даже самого Фанро. Подруга, в которой течет кровь Хойен, великих воинов. Великой семьи. Я скажу отцу, что он мог бы мне завидовать!
Пока Хан произносил свои трогательные слова, которые давались ему не легко, и которым бессловесно внимала Киракия, Хима предпочла пройти дальше, к уже отворяющимся дверям дома, из-за которых её встречала Ири.
– Мои приветствия, почтенная дочь Ченшай. Как всё прошло? –не скрывая радостного волнения в голосе, спросила мать девочки. Хима слегка прибавила хода, сблизилась с хозяйкой дома, и заговорила очень тихо:
– Да укроет ночь грядущая, ваш дом от невзгод, Хойен Ири! –поприветствовала она достаточно почтительным тоном, но оставив в стороне исполняемый при таком приветствии поклон и прочий этикет. – Меня зовут Ченшай Хима. А визит вашей дочери прошёл исключительно благоприятно. Дети наших семей, по-видимому, ладят меж собой с завидной простотой!
– Ах, как я рада это слышать!
– Позвольте я скажу вам нечто, что Старшие моей семьи сочли бы излишним откровением. –почти шёпотом произнесла она, на мгновение оглянувшись на прощающихся детей. – Нечто, что я дерзну счесть долгом искренности перед, весьма вероятно, – в близком будущем! – близкой нашему роду семье.
