Сашка отворачивается и молча начинает делать себе кофе.
– Саш, ну почему ты молчишь, я ж вопрос тебе задала.
– А чего отвечать? Кудахчешь как курица. И, кстати, тебя никто учиться и не гнал.
– Значит, три курса института для меня самое то, по твоему мнению? – задыхаюсь от досады.
– А на хрена тебе диплом? Чтоб лежал? Что, горшки мыть уже без диплома никак?
Бешенство накрывает меня плотно, будто душное пальто.
– А с чего ты решил, что я пошла мыть, извини, горшки, потому, что не берут никуда больше?
– А что, берут? – равнодушно отхлебываешь из кружки. – Очередь выстроилась?
– Ты совсем, что ли? Место Катьке в саду никто не приготовил, мы, если ты забыл, тут приезжие! Мне надо год отпахать, понимаешь, год, чтоб оно закрепилось за ребенком.
– Ну, хватит кудахтать.
– Да ты зачем так со мной разговариваешь? По какому праву-то?
– А чего ты все об одном и том же талдычишь. Нашел я работу. Неделю искал, ездил. Вот в понедельник уже надо выходить, стажироваться.
– Так значит, ты уже неделю так мне… Врешь?! Знаешь, Саш… Если ты не умеешь ни зарабатывать деньги, ни занимать их, в конце – концов, имей совесть хотя бы не нападать на меня, ни за что, ни про что, и не ври, ну не ври ты мне. Я и так не могу уже тебе доверять, ты мне чуть дочь не угробил зимой, я тебя никогда не прощу, слышишь? Кстати, если б ты меня послушал, тогда, на горке, то и в сад я вышла бы раньше на месяц работать, и не было бы у Катьки сотрясения мозга, и все, все было бы у нас хорошо… А ты… Ты сам все испортил.
Рыдаю, прижав к лицу кухонное полотенце, замызганное и жалкое, как и я сама, как весь этот бесполезный серый день. Неужели я способна так орать? Откуда только взялся этот тон, эти жалкие плоские словечки?
– Дура! – в сердцах бросает мне муж и уходит курить на балкон, хлопая дверью.
Беру себя в руки, плещу в лицо водой из-под кухонного крана и отправляюсь к дочке – помогаю ей вырезать из цветной бумаги кривоватые цветики. Дружно клеим их на бархатную бумагу. Катька сопит, довольная и такая славная, а в голове начинает биться мысль: «Это того стоило – гибель карьеры, безденежье, неразбериха – зато у меня есть свой теплый маленький человечек. Надо только чуть-чуть потерпеть, совсем немного… И она подрастет, и я выйду на другую работу, и все у нас станет по-прежнему складно и уютно».
Съемная квартира. Пыльные бежевые шторы, невнятного цвета обои, двуспальная кровать на полкомнаты. На облупившемся подоконнике семейство разнокалиберных кактусов, зеркало в кованой тяжелой раме в прихожей. Катькина кроватка под розовым покрывалом в желтых медвежатах. Игрушки всех цветов и мастей повсюду – на ковролине, на креслах, на полках руины замка из «Лего». Кукла, беспомощно задравшая ноги, плюшевая голубая собака с оторванным ухом делят пространство игрушечной коляски.
Надо бы навести порядок, но все равно это ненадолго. Ограничиваюсь тем, что собираю игрушки в большой пластиковый ящик, мимоходом стираю пыль с полок и дверцы шкафа.
Сашка сел перед компьютером, явив мне свою непримиримую спину, и на мониторе уже привычно возникла имитация руля и кабины грузовика. За нарисованным лобовым стеклом простиралась нарисованная же мексиканская прерия с кактусами.
Начинался бесцветный апрельский дождь.
Дождь шел и утром, когда я отвозила Катьку в сад, не прекращался он и когда я, перепрыгивая лужи, торопилась в колледж. Серо и холодно было в аудитории, где собралось всего-то человек восемь из списочных сорока. Хорошее начало сессии, ничего не скажешь. Я немного приободрилась, получив два заказа на курсовые по трудовому и гражданскому праву. Ведь это значило, что мне, во-первых, будет не так тяжко в материальном плане, и не так пусто по вечерам в плане моральном. Заодно появится весомый повод отогнать Сашку от компа, ибо муж мой, видимо спасается от реального мира в виртуальном. Между тем нам вот-вот нечего будет есть.
