– Его отец теперь в совете правления. Он же будет и в составе комиссии. Помогу, чем смогу, но ничего не гарантирую. Ох… Знаешь, а я ведь тоже приехала из маленького городишки, благодаря своему уму поступила в университет, теперь работаю в нём. Хочу сказать тебе следующее: в душе, в мыслях сам с собой ты можешь думать о чём угодно и как угодно. Но прежде чем сказать или сделать что-то наяву, нужно хорошенько всё взвесить. Мне часто приходится общаться с теми, кого я не уважаю или даже презираю. Порой приходится терпеть в разных неприятных ситуациях. Но либо ты живёшь в хороших условиях по законам системы, какой бы ужасной она ни была, терпишь, когда необходимо промолчать, даже унижаешься, если нужно, либо ты возвращаешься туда, откуда с таким трудом выбрался.
***
Слава сидел на скамье у двери в аудиторию, где вскоре над ним должно было свершиться что-то вроде суда. Слава испытывал странное ощущение – ему будто было всё равно. Что случится – то случится, этого не миновать, и пусть случается – вот, что он чувствовал в этот момент. Он был готов к любому решению.
Его пригласили войти. Выдохнув, Слава поднялся и зашёл внутрь. В комиссии было шесть человек. Глава департамента по воспитанию Мальков – неприятный человек с вечно потной лысиной на голове, Мария Аркадьевна, ещё три преподавателя, незнакомых Славе, и отец Ивана по фамилии Жваликовский. Его Слава тоже видел впервые. Слухи о внешности одного из самых успешных и состоятельных бизнесменов Большого Континента оказались правдивы. Лицо Жваликовского и вправду напоминало морду дикой собаки, обитающей в полупустыне и не брезгующей питаться падалью – такие же маленькие глаза и худой нос с острым кончиком. Его сын, Иван, не смотря на всю уродливость своего внутреннего мира, отличался большей симпатичностью наружности, видимо это досталось ему от матери, но точно не от отца.
– Начнём, – сказал Мальков и укоризненно посмотрел на провинившегося студента, – что вы можете рассказать о случившемся?
Слава посмотрел сначала на него, а затем на всех по очереди, остановившись на отце Ивана. Жваликовский внимательно наблюдал за ним, не отводя глаз, будто проникая внутрь и видя его насквозь.
– Я совершил глупый поступок и раскаиваюсь в этом, – Слава выдавил из себя слова о раскаянии, решив всё-таки прислушаться к своему научному руководителю.
– Простая ли это глупость, когда один студент причиняет физический вред другому? – задал вопрос Жваликовский. – Если парень не умеет вести себя по-человечески, ему не место в цивилизованном мире. Насколько я знаю, он попал в столицу из безымянного города.
– Говорите так, будто там живут люди другого сорта, – сказала Мария Аркадьевна.
– Я никого не хотел обидеть. Но если в определённых местах привыкли решать любые вопросы с помощью кулаков, сумеем ли мы перевоспитать тех, кто приходит оттуда?
– Иногда слово причиняет большую боль чем удар кулаком, – сказал Слава, – и если десять свидетелей видели, что я сделал, то они слышали, что сказал Иван. В таком случае отчислять нас нужно обоих.
Мальков резко взглянул на Жваликовского.
– Пригласим вашего сына для очной ставки? – спросил он.
– Не вижу в этом нужды, – ответил тот и с яростью посмотрел на Славу, силой выдавливая улыбку. – Думаю, на первый раз мы можем ограничиться предупреждением. Студент хоть и бюджетник, всё-таки талантливый. Мы можем дать ему ещё один шанс.
