Впрочем, думать он всё равно не мог. Он привстал с места, подняв руки вверх. Он смотрел Гилу в глаза; по лицу текли слёзы.
– Умоляю… Все деньги мира!!! Будете жить, как король – всё что пожелаете, в любую секунду…
Тут его голос сорвался; он говорил чуть ли не сквозь истерику, вряд ли слыша себя.
– Мировое господство – оно Ваше, безоговорочное, неотъемлемое!!! Любой человек даже мечтать об этом не может!!!
– Коим я не являюсь, – усмехнулся Гил.
– Не убивайте меня.
Эта вырвавшаяся реплика эхом отразилась от стен большого зала.
После этого он уставился на пистолет и стал дышать часто, хватая воздух ртом, как выброшенная на поверхность рыба.
– Ладно, насчёт нулевой реакции я загнул. Вы всё же забавный…
– У меня жена и дети, – уныло вылетело последнее, отчаянное, жалкое оправдание жизни.
Слёзы у него уже высохли. Дух еле как держался в теле; глаза застилал туман, и единственным чётким предметом был пистолет – и тот, предатель, вертелся на все лады.
– Не переживайте, они тоже умрут, – ответил Гил.
Видно было, что результат его устраивает; он приподнял пистолет и прицелился.
Представитель Первой Зоны до неузнаваемости расширил глаза, инстинктивно при этом проговорив «н-не надо».
Гил как-то по-особенному усмехнулся, и менее чем через секунду меткая пуля окончила страдания заместителя Президента и по совместительству Министра Иностранных дел Первой Зоны попаданием в лоб.4
А вот это уже был контрольный выстрел.
Шаги отражались от сводов храма, эхом гуляя по обширному залу, казавшемуся бесконечным из-за тёмных цветов, преобладающих в помещении. Света там уже давно не было; холод струился из каждого угла, а сырость начинала бегать неприятными мурашками по спине каждого, кто туда входил. Впрочем, посетителей не было на протяжении столетий.
Стены и потолок являли собой истинное свидетельство того, что архитектор храма обладал гениальностью. Резные своды, колонны, потолок, расписанный, казалось, не менее гениальным мастером – все это навевало трепет и непередаваемое ощущение давно ушедшей эпохи.
Со скрипом отворилась дверь, и в храм вошла тёмная фигура. Застыла, осмотрелась.
«Я знал…»
Вот она осторожно стала продвигаться вглубь помещения, не в силах удержаться от того, чтобы не вертеть головой, смотря по сторонам, вверх, вниз. Однако то, зачем одинокий посетитель вообще появился в этом забытом богом месте, было впереди. По крайней мере, так он надеялся. По крайней мере, так говорили чертежи.
Не хотелось компенсировать отсутствие света. Лунные лучи наполняли храм таким мягким, ненавязчивым, даже приветливым сиянием, проходя сквозь многочисленные витражи от пола до потолка, предоставляя достаточно света, чтобы видеть дорогу, но скрывая то, что таилось в глубине.
Вот один из лучей пробился особенно сильно, освещая множество мелких частиц – то ли пыли, то ли тумана. Того, что находилось за ним, видно не было.
Сердце вошедшего забилось особенно часто. Не раздумывая ни секунды, он прошёл сквозь луч.
То, что открылось его взору затем, заставило его вздрогнуть и чуть ли не отшатнуться. Казалось, дыхание сейчас покинет его – настолько оно участилось. Волнение штырём пронзило тело сверху вниз, застряв в горле.
И на то были весомые причины. Перед ним открылся вид на довольно больших размеров статую, полностью белого цвета. Кое-где на ней проступали краски, бледные, ненавязчивые – это лунный свет проходил через соответствующие цветные стёкла.
