«Я скоро умру».
Сказал и остановился. И надолго замолчал. Мало того, он еще и не шевелился, стоял как истукан.
Я с невозмутимым видом стоял рядом и ждал, когда же он сдвинется с места и как-то объяснит, что означают сии страшные слова.
«Ты знаешь, я не пессимист…», – продолжил Карл.
Я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. «Не пессимист»! Вот уж не сказал бы!
«Я не пессимист, – повторил он и вздохнул. – Но вот уже несколько лет я живу в постоянном страхе подохнуть. А это даже самого выносливого и отчаянного оптимиста вмиг превращает в распоследнего пессимиста. Я могу отбросить копыта в любой момент. Так сказал мой лечащий врач. Я проверил потом у других эскулапов: не врал, сволочь. Поэтому мне все эти деньги, развлечения, путешествия и бабье почти до лампочки… словом, страх отравляет мне жизнь, все мне не в радость… Казалось бы, веселись, а где-то в глубине сознания запрятан ужас… Причем, должен признаться, что я его не прятал, этот ужас. Он как-то сам постепенно запрятался… Наверно, потому, что болезнь невидима: чувствую я себя превосходно, все жизненно важные органы функционирует как надо… Но по временам все эти страхи оживают, и тогда я усилием воли или с помощью иных средств стараюсь запрятать страх как можно глубже. Поэтому я и мечусь, как последняя сука, места себе не нахожу… бегу все время куда-то. Мне надо бежать, чтобы мысли о смерти не захватили меня целиком… Правда, врачи сказали, что, хотя я и могу помереть в любой момент, но могу и задержаться на этом свете на много лет и прожить еще черт знает сколько, может, даже переживу этих сраных врачей и дотяну до Страшного Суда. Эскулапы говорят, что таковы особенности моей болезни, и ни одно светило не сможет определить, когда я загнусь. Что за страна! Никто ни черта не знает! Но, брат, страшно, ох, как страшно! И все-таки хорошо, что у меня вдруг появились деньги, не знаю, что бы я делал без них…»
В ответ я сказал, что он слишком серьезно относится к жизни.
«Дурень, я не к жизни отношусь серьезно, – рассердился он. – Я к смерти отношусь серьезно!»
Тогда я сказал Карлу, что врачам верить нельзя. И осмотрел Карла с головы до ног.
«Тем более что явных признаков увядания не вижу».
«А неявных?»
«Из неявных могу назвать седину в бороде и беса в ребре…»
Карл ухмыльнулся.
«Ты что-то путаешь. Седина в бороду и бес в ребро – это, братец, не суть признаки увядания. Напротив, это свидетельство приближающейся второй молодости».
Я быстро ответил:
«Я знаю, что это такое – твоя вторая молодость. Вторая молодость – это твое будущее. А твое будущее – это трагическое изменение организма со всеми атрибутами старости: болью в суставах, вышедшим из строя детородным органом и размягчением мозгов. И она, твоя вторая молодость, надвигается неотвратимо, как фатум. Я ее уже вижу, вот она, сокрушая все на своем пути, наползает на тебя, гремя полыми костями и бормоча проклятия в адрес бездарно прожитой жизни».
«Ты, наверно, думал меня напугать, а вместо этого нарисовал до чрезвычайности оптимистичную картину. Конечно, в размягчении мозгов и боли в суставах хорошего мало, но вот что касается недееспособного детородного органа, то это как раз то, что мне сейчас нужно. Знал бы ты, как он меня отвлекает от работы, этот детородный орган! Только настроишься на работу, как рядом возникаешь некое эфирное создание с призывным взглядом, и все благие намерения летят к черту…»
