Четыре ханьца подбежали к Абаддону, подтягивая за красные ленты к себе Василиска. Абаддон поднялся из кресла и выпрямился, будто за это короткое время успел засидеться. Возвышаясь надханьцами, он посмотрел в светло-зелёные глаза покорившегося дракона, голова которого смотрит на него с высоты своего роста. Прикреплённое сзади к его голове знамя изображает полёт дракона над горным мысом в лучах всё того же Солнечного Гало.
– Тебе уже не испытать радость воли, – с тяжестью в голосе сказал ему наместник, и знамя, прикреплённое к голове Василиска, подтверждает это.
Абаддон обошёл его с левой стороны, зная, что драконы боятся кого-либо с правой по необъяснимой причине. Золотой обоз открылся, как бутон лотоса, лепестками оголив одну огромную шёлковую лежанку красного цвета с кучей разноцветных подушек. Абаддон задумчиво подошёл ближе и среди подушек увидел Фермилорда Твердыни Севоим Хан-Ци в окружении пяти обнажённых наложниц. Толпа зевак тут же, завидуя, завыла, узрев эту картину, и тут же затихла, боязливо услышав недовольный рык Василиска.
– Моё почтение, Фер Хан-Ци, – чуть склонив голову, пренебрежительно проговорил Абаддон.
– О! – воскликнул полуобнажённый Фермилорд, задрав палец к небу. – Абаддон Живоглот, моим очам сладостно видеть тебя во здравии, – а наместник в ответ лишь покачал головой и даже не улыбнулся, желчно завидуя его независимой власти. – Император уже прибыл? – боязливо огляделся Фермилорд, обозначив единственный свой страх.
– Его Величие ещё не удостоило нас своей честью, – ответил ему наместник, и Фер расслабленно рухнул в ласки своих наложниц.
– Тогда, Живоглот, показывай дорогу, – вальяжно сказал тот, и Абаддон вновь обернулся на шатёр. Он ожидал, что оттуда выбегут очередные слуги с жёлтым знаменем, чтобы уже поскорей увели отсюда искушённого Фермилорда, но никого не последовало из шатра.
– Ксафан! – не выдержав паузы, Абаддон во всё горло закричал, да так, что Василиск вздрогнул и зашипел на него. – Ко мне! – измываясь над собой в такую жару, наместнику не хотелось выглядеть в плохом свете перед Фермилордами, а уж тем более перед Императором. – Ксафан! – из шатра появился лысый человек, обмотанный оранжевой тканью будто знаменем с ног до шеи. Кланяясь, он быстро перебирал ногами, поднимая пыль с дороги, но всё же медленно приблизился к обозу. – Ксафан, четвертую, – сквозь зубы произнёс наместник и оглянулся вновь на Фермилорда, а тот в равнодушии дёрнул за розовый бант, и обоз неспешно закрыл его от любопытных глаз. – Где провожатые? – спросил Абаддон, когда Ксафан наконец подошёл вплотную к нему с поклонами в ноги.
– Сию минуту будут, – ответил тот и тут же побежал обратно в шатёр.
– Обязательно что-то должно пойти не так… – прорычал в спину ему Абаддон, нервно играя скулами. – Спрашивается, зачем вообще прибегал… – стоило Ксафану скрыться в шатре, как двое слуг, держа жёлтые знамёна, выбежали из него, будто ошпаренные, и тут же встали во главе кортежа ханцев. – Наконец-то, – с облегчением выдохнул Абаддон, провожая взглядом оседающую пыль от удаляющегося обоза. – Ксафан? – вновь позвал его Абаддон, вернувшись на кресло.
– Да, милорд, звали? – как ни в чём не бывало послышался писклявый голос из-за спинки кресла.
– Гнида, ты всегда знаешь, что сказать и как подлизаться, верно? – а самому Живоглоту так льстит, когда его называют милордом, хотя он таким и не является. Всё дело в крови: как бы ему ни хотелось бы стать Фермилордом, ему это не светило никаким способом, конечно, если не путём переворота власти.
